Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира - Бенджамин Алире Саэнц

— У нас есть нерешённые дела. Я должен уметь сказать себе, что сделал всё, что мог. Я знаю, что велика вероятность того, что мы с Данте однажды расстанемся — потому что мы молоды. Но я думаю, что я должен иметь право голоса в том, когда это должно произойти. И я говорю: не сегодня.

Миссис Ки качала головой. — В этом мире очень мало людей, которые могут выжать из меня слёзы, Аристотель Мендоса. И ты оказываешься одним из них.

— Это, пожалуй, одна из самых приятных вещей, которые мне когда-либо говорили.

— Посмотри на себя. Посмотри на себя. — Её голос мог быть одновременно твёрдым, упрямым и добрым. — Когда я впервые увидела тебя в этом доме, ты почти ничего не говорил — застенчивый и неуверенный в себе. Скажи мне, когда ты стал мужчиной?

— Кто говорит, что я стал?

— Я говорю, — сказала она. — Но даже так, ты не знаешь Париж.

— Я договорился, чтобы ты остановился у нашего друга Джеральда Маркуса. Он американец, который сделал Париж своим домом. Когда-то он был моим наставником, и он добрый и щедрый человек. Я уже поговорил с ним, и он очень рад принять тебя в качестве гостя в своей квартире. И он даже предложил забрать тебя из аэропорта. Он будет держать табличку с твоим именем, когда ты прилетишь в аэропорт. Я понимаю, у тебя есть план. — сказал Сэм.

— Есть. — Я протянул конверт. — Не могли бы вы позвонить Данте и прочитать ему это? В нём нет ничего личного. Там просто указаны дата, время и место, где я прошу его встретиться со мной.

Миссис Ки взяла конверт у меня. — Я позабочусь об этом.

Я кивнул. — Я не знаю, как вас благодарить. Я правда не знаю. Потеря Данте — это не просто потеря Данте. Это ещё и потеря вас. — Я почувствовал, как знакомые слёзы текут по моему лицу. — Извини. Я имею в виду, я ненавижу, что научился плакать. Я просто ненавижу это.

— Тебе никогда не следует стыдиться своих слёз. Сэм плачет всё время. Мы любим Данте. И мы с Сэмом любим тебя тоже. Это никогда не изменится. То, что происходит между тобой и Данте, это между тобой и Данте. Ты всегда будешь желанным гостем в этом доме. И никогда не уходи от нас, Аристотель Мендоса.

— Не уйду, — сказал я. — Обещаю.

Сорок девять

МОИ СУМКИ БЫЛИ СОБРАНЫ, И я ждал, когда Сэм заберёт меня в аэропорт. У моей мамы была улыбка на лице. — Ты никогда не летал на самолёте, правда?

— Нет. Никогда.

Она дала мне две таблетки. — Эта от укачивания — на всякий случай. А если тебе станет неспокойно, и ты начнёшь заполнять свой занятый ум мыслями, которые не принесут тебе ничего хорошего, кроме как доведут до нервного срыва, тогда прими эту. Она сразу усыпит тебя. Это одиннадцатичасовой перелёт.

— Мам, ты такая мама.

— Спасибо. Это одно из того, в чём я хороша.

Пока мы стояли на крыльце, машина Джины подъехала к дому. И три чемпионки равноправия вышли из машины. — Мы поймали тебя как раз вовремя. Мы должны были обнять тебя на удачу.

— Я вас не заслуживаю. Я никого из вас не заслуживаю.

— Ты нас не заслуживаешь? Иногда я думаю, что ты вообще ничего не усвоил. Просто заткнись. Хорошо, что тебе пора на самолёт, а то я бы сейчас тебе врезала.

Моя мама покачала головой. — Ты должен любить этих девушек.

В этот момент машина Сэма подъехала к дому.

Я обнял свою мать. — Que Dios me lo cuide[36], — прошептала она. Она перекрестила меня.

Сьюзи и Джина ещё раз обняли меня. В их глазах было так много надежды и любви. Я возьму их надежду с собой. Прямо в Париж.

Кассандра посмотрела мне в глаза. — Больше ничего не нужно говорить, кроме как я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, — сказал я.

***

Когда мы отъезжали, я спросил Сэма: — Где бы мы были без женщин?

— В аду, — ответил Сэм, — вот где бы мы были.

***

В аэропорту Сэм помог мне с багажом. У меня был чемодан и рюкзак. Он протянул мне конверт. — Вот вся необходимая информация. — Конечно, по дороге в аэропорт он дважды проверил маршрут. И он сказал мне как минимум три раза, что Данте знает, где и когда мы должны встретиться. А я всё время напоминал ему, что именно я назначил время и место, и я вряд ли забуду. Он волновался больше, чем я.

Он обнял меня. — И передай привет Данте. И, Ари, что бы ни случилось, всё будет хорошо.

***

Я думал, что немного испугаюсь во время своего первого полёта — но я был скорее взволнован, чем напуган. У меня было место у окна, и когда самолёт взлетел, у меня возникло неприятное чувство внизу живота — и мимолетный момент страха. А потом спокойствие летних облаков подарило мне ощущение умиротворения. Весь полёт я смотрел в окно. Должно быть, я был очень погружён в то, что видел, потому что казалось, что мы приземлились сразу после взлёта.

Мне было несложно найти выход на мой рейс в Париж. Я становился всё более и более взволнованным. Я имею в виду, как маленький ребёнок. У меня была небольшая стыковка, и вскоре я уже отдавал свой паспорт и билет, садясь в самолёт.

У меня было место у прохода, что было идеально. Думаю, я чувствовал, что сидеть у окна и смотреть на темноту может быть немного страшно. Я наблюдал, как садились пассажиры, некоторые смеялись, некоторые нервничали. Некоторые говорили по-английски, некоторые по-французски. Вскоре после взлёта нам подали ужин. Мне принесли миниатюрную бутылочку вина к ужину. Я съел курицу и пасту, но не почувствовал вкуса. Вино я выпил.

Я был беспокойный и думал обо всём, и превращал себя в нервного человека. Я решил последовать совету матери и принять таблетку, которая, по её словам, поможет мне уснуть. И следующее, что я помню, — это то, как женщина