Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира - Бенджамин Алире Саэнц

Я почувствовал, как бьётся моё собственное сердце.

Париж. Я был в Париже.

***

Многие люди выглядели раздражёнными, проходя таможню, но, должно быть, они были опытными путешественниками. А мне прохождение таможни показалось интересным. Было так много людей, и аэропорт был огромный. И я чувствовал себя таким маленьким — но почему-то совсем не боялся. Но, Боже, я был бодр. Я имею в виду, я был очень бодр и любопытен ко всему, что видел. Париж. Я был в Париже. Мне было несложно понять, что и куда делать. Я просто шёл за всеми. Однажды я запутался, но женщина, которая сидела рядом со мной в самолёте, заметила выражение растерянности на моём лице. — Сюда, — сказала она. У неё был приятный французский акцент.

После того, как я прошёл таможню, я вышел в зону встречи пассажиров. Там был пожилой джентльмен, держащий табличку с моим именем. — Я Ари, — сказал я.

— Я Джеральд. Добро пожаловать в Париж.

***

Джеральд выглядел как видный, обеспеченный пожилой джентльмен с глазами и улыбкой гораздо более молодого человека. Он был общительным и дружелюбным, и я был рад этому, потому что он заставил меня чувствовать себя спокойно. Джеральд провёл со мной тренировочную поездку в Лувр и обратно, чтобы я не заблудился. Но метро было несложно освоить. Совсем несложно. Я не чувствовал себя таким дезориентированным, как думал. Джеральд сказал, что я прирождённый. Он повёл меня в хорошее кафе на обед. Он заказал вино. Я сказал ему, что я ещё не достиг возраста, когда можно пить алкоголь.

— Американская чепуха. Американцы могут быть такими нелепыми. Я не скучаю по своей стране. Ни капли.

Было приятно выпить бокал вина в кафе на открытом воздухе. Все были такие живые. «Взрослые» — подходящее слово. — Как вы оказались в Париже, Джеральд?

— Я очень рано вышел на пенсию. Я из обеспеченной семьи. Я хлебнул горя — но всегда страдал в комфорте. — Он рассмеялся над собой. — Я приехал в Париж и остался на несколько месяцев. Я встретил мужчину. Он стал моим любовником. А потом он бросил меня ради другого мужчины. Ещё одного американца, если уж на то пошло. В довершение всего, он был почти моего возраста. Не то чтобы я сильно из-за этого переживал. Не думаю, что я сильно его любил. Он был отнюдь не моим интеллектуальным равным. И это, кстати, никак не связано с возрастом.

— Так что, после того, как мой роман закончился, я остался. Моя настоящая любовь — это город. Теперь это мой дом. Как-то с того момента, как я сюда приехал, это почувствовалось как дом.

— Вы никогда не скучаете по Америке?

— Нет. Иногда я скучаю по преподавательской работе. Я скучаю по общению с молодыми, амбициозными и блестящими умами. Как у Сэма. Я руководил его диссертацией. У него была страсть к поэзии. Ах да, и он был добрым. Самый добрый человек, которого я когда-либо встречал. Он и его чудесная жена, Соледад. Они были такими живыми, и я думаю, что половина их преподавателей им завидовала. Сэм был одним из моих любимых учеников. Я знаю, что мы не должны выделять любимчиков, но мы всего лишь люди. Я встретил Данте, когда он впервые приехал в Париж. Он так похож на них обоих. Талантливый.

Я кивнул.

— Я понимаю, что ты на задании.

— Да.

— Любовь в твоём возрасте — это редкость. Ты слишком молод, чтобы понимать, что чувствуешь. И слишком молод, чтобы понимать, что делаешь. Но это всё к лучшему. Любовь в любом возрасте — это редкость. Она не становится легче, когда ты становишься старше. Никто не знает, что он делает, когда дело доходит до любви.

Это заставило меня захотеть улыбнуться. Он спросил меня о моих родителях. Я рассказал ему, что недавно потерял отца. Мы долго говорили. Мне очень понравился Джеральд. Он был интересным, он умел поддерживать беседу и слушать, и в нём было что-то очень подлинное. После этого мы пошли гулять. И я понял, почему Джеральд любил Париж. Здесь были широкие бульвары, высаженные деревьями, и тротуары, переполненные людьми, сидящими, пьющими кофе и разговаривающими друг с другом или просто думающими в одиночестве.

Город любви. «Любовь» — такое странное слово. Вы действительно не найдёте её определения ни в одном словаре.

— Есть ли какое-нибудь место, куда бы ты хотел пойти? Я уверен, что есть много вещей, которые ты хотел бы увидеть. Нет ничего постыдного в том, чтобы вести себя как турист, когда ты впервые приезжаешь в Париж.

— Первый раз может оказаться последним.

— Ерунда. Ты когда-нибудь вернёшься.

— Я здесь сейчас — вот что важно.

Джеральд похлопал меня по спине. — Это достойно восхищения — проехать так далеко. Он должен… — Он остановился. — Я хотел сказать, что Данте должен быть очень достойным молодым человеком. Но, возможно, это ты достойный восхищения.

— Возможно, мы оба достойны восхищения, но я думаю, что я родился с дурацким сердцем.

— Какое прекрасное и трогательное замечание.

Это смутило меня. Он заметил это и сменил тему. — Мы просто можем погулять. Париж — это город, который познаётся, прогуливаясь по его улицам.

— Я хотел бы увидеть Эйфелеву башню. Возможно ли это?

— Конечно. Вот сюда.

Прогуливаясь по улицам незнакомого города, я чувствовал себя картографом.

***

Когда мы вышли из метро и направились к Эйфелевой башне, я указал вперёд.

Я увидел море людей в парке — и большинство из них держали плакаты. Вдалеке виднелась Эйфелева башня. Я никогда раньше ничего подобного не видел. — Что происходит, Джеральд?

— О да, я забыл. Возможно, это была не лучшая идея — прийти сюда сегодня. Это акция протеста «лежачего». Они привлекают внимание к тому факту, что так много людей умирает — а правительство, кажется, плевать хотело. Надеюсь, это тебя не расстроит.

— Нет, нет, всё нормально. Это потрясающе. Невероятно. Это одна из самых удивительных вещей, которые я когда-либо видел.

Я смотрел на море людей, когда мы приближались всё ближе и ближе. Тысячи людей. Тысячи. Я подумал о Кассандре, Сьюзи и Джине. Если бы они были здесь, они бы присоединились к протесту. Я никогда не видел, никогда не мечтал увидеть ничего подобного. — Они такие прекрасные. Боже, они такие