Любимых убивают все - Сабрина Хэгг

Акселя! Ты же знаешь, что более светлого, доброго и заботливого человека, чем он, просто невозможно найти! Ты ведь знаешь, какой он… – Голос ее затих, истончился, и по щекам зазмеились слезы. – Почему этот чертов диагноз уничтожил в нем личность в твоих глазах? Он… Он не заслуживает, чтобы о нем говорили в таком тоне. Он не заслуживает…

Йенни бросила на Исабель презрительный взгляд и торопливо вышла из комнаты, шурша обнаженными стопами.

Следующая неделя выдалась для Йенни мучительно длинной. Несмотря на то, что из-за съемок короткометражного фильма у нее почти не было свободного времени, дни казались ей бесконечными, чудовищно пустыми.

Тех пяти часов, что Йенни проводила на площадке, не хватало, чтобы подарить ей чувство того, что она живет, а не существует. Попытки Луи поднять Йенни настроение во время съемок или после них всегда сводились к тому, что она давила из себя фальшивые улыбки, смеялась сквозь подступающие к глазам слезы. Она слишком боялась обидеть друга своим безразличием.

Также у Йенни совершенно пропало желание подниматься с постели по утрам и идти в школу. Теперь все глазели на нее в коридорах, шептались за спиной и отныне из «девушки-того-красавчика-третьекурсника» ее переименовали в «девушку-того-красавчика-который-попытался-суициднуться».

Аура с Оскаром ходили первые дни как в воду опущенные. Им не верилось, что Аксель, так влюбленный, как им казалось, в жизнь, мог решиться на самоубийство. Но каждый раз, когда Оскар глядел на проходящую мимо Йенни, он думал о том, что еще сложнее ему поверить в то, что Аксель, так влюбленный в Йенни, мог осознанно обречь ее на подобное страдание. Хотя о какой осознанности можно было говорить, когда речь шла о самоубийстве?

Спустя неделю со дня рождения Акселя Йенни позвонили с его номера. Она вскинула удивленно брови; медленно, словно боясь разбиться, опустилась на край постели. В ушах зашумела кровь, и глубоко в груди больно кольнуло. Нерешительно приняв звонок, Йенни произнесла робко, испуганно:

– Алло?

Ее голос завис в хрипловатом шуршании. На той стороне молчали, но Йенни слышала протяжные глубокие вздохи.

Вдруг на том конце провода прозвучало:

– Йенни, привет, это Кристин… Мне сегодня позвонили из больницы и сказали, что Акселя можно теперь навещать. Если ты не возражаешь, я могу заехать за тобой минут через пятнадцать. Мы могли бы поехать вместе.

Йенни громко выдохнула, уперлась затылком в стену. К горлу подступили слезы – то ли от счастья, то ли от облегчения. Шмыгнув носом, Йенни ответила:

– Да, конечно, я с удовольствием! Спасибо за то, что решила взять меня с собой.

– Отлично, – протянула Кристин. – Я заеду за тобой через пятнадцать минут тогда. Подойдет?

– Да, хорошо, – быстро проговорила Йенни. – Только я еще хотела попросить кое о чем.

– О чем?

Йенни закусила губу, встала с постели и принялась мерить шагами комнату.

– Тут такое дело… я общалась по интернету с ребятами из сообщества людей с биполярным расстройством, спрашивала у тех, кого госпитализировали, что они бы хотели, чтобы их близкие им принесли во время визита… и я хотела попросить тебя взять с собой несколько вещей. Могу прийти, и мы соберем их вместе.

– Не стоит, я все возьму. Что именно надо?

– У вас там недалеко от дома есть кондитерская… я думаю, он очень обрадуется, если мы привезем его любимое миндальное печенье.

– Без проблем. Я по дороге заеду. Еще что-то?

– Да, можешь взять его гель для душа и его шампунь? Там, конечно, все это есть… но намного приятнее, когда это что-то свое, из дома. А, и его скетчбук! Он лежит на столе. В такой… черной обложке с черепом. Я принесу ему книг каких-нибудь. И, наверное, это все…

– Печенье, гель для душа, шампунь и скетчбук, так?

– Ага. И еще наушники! С музыкой ему будет легче, наверное, все это переносить. Ты ведь вернешь ему телефон, да?

– Да, конечно. Я все привезу.

Йенни улыбнулась, прижала телефон ближе к уху.

– Спасибо.

– Тебе спасибо. Я бы… сама не додумалась до этого. Увидимся тогда. Я заеду где-то через полчаса.

– Хорошо, – прошептала Йенни и сбросила вызов.

Она в первую очередь кинулась к своей книжной полке. Цветные томики выплывали из ранних зимних сумерек покосившимся рядом, точно разбитая армия оловянных солдатиков. Йенни с минуту стояла в задумчивом молчании, разглядывая яркие корешки, потом достала три небольшие книги и закинула их в рюкзак, которой тут же забросила себе на спину. Следом она подошла к шкафу, распахнула настежь двери и вытащила оттуда черный кейс с гитарой. Следом Йенни достала миниатюрный усилитель – черный ящичек, похожий на паука-переростка, благодаря торчащим в разные стороны проводам. Быстро сменив домашние штаны на джинсы, Йенни взяла в обе руки «Гибсон» с усилителем, сбежала по ступеням в прихожую.

Когда в конце улицы, точно два змеиных глаза, зажглись фары, проткнув сумеречную тьму двумя желтыми столпами света, Йенни спустилась с крыльца. Напротив дома плавно остановился серебристый «Вольво». Йенни сначала уложила подарок в багажник, а затем уселась на переднее сиденье.

– Привет, – сказала она дружелюбно и пристегнула ремень безопасности.

– Привет, – ответила Кристин, трогаясь с места. Она смотрела прямо перед собой, ее выцветшие глаза источали неземную усталость.

Ехали в неловком молчании. Мокрый снег лип к окнам, украшенные к Рождеству улочки, сверкавшие и искрившиеся разноцветными огнями, были пустынны. Йенни временами поглядывала на Кристин, поджимая губы, и снова отворачивалась к окну. Мама Акселя думала о чем-то, отбивала ритм пальцами по рулю. От ее нескрываемого волнения казалось, что воздух сгустился, наэлектризовался.

Когда до больницы оставалось меньше пяти минут, Кристин внезапно остановила машину, прикрыла рот ладонью. На глазах ее – широко, как будто бы в ужасе распахнутых – показались слезы. Она смежила веки, и черная от туши полоска потянулась вдоль щеки. Йенни встревоженно посмотрела на Кристин, слегка подавшись вперед.

– Ты тоже считаешь, что это моя вина? – спросила наконец Кристин, размазывая слезы по сухой коже. Она повернула голову в сторону Йенни: – Ты тоже думаешь, что это все случилось из-за меня?

Йенни жалостливо свела брови и покачала головой:

– Нет, я не считаю так. – Она осторожно коснулась плеча Кристин, провела заботливо ладонью вниз, до самого локтя. – Это все… болезнь. Мы не можем никого винить в том, что случилось.

Кристин откинулась на спинку водительского кресла, закрыла глаза руками.

– Ты просто меня жалеешь. Не надо… этого. Ты ведь знаешь, что я за мать. Ты ведь знаешь… он, наверное, тебе все рассказывал.

Йенни кивнула кротко, беззлобно.

– Я не говорила, что он совсем не нуждался в тебе, – сказала она