Любимых убивают все - Сабрина Хэгг

тебе одной. Я не стану больше говорить о себе. Я хочу говорить о тебе. Вообще, как мне кажется, это потрясающе – говорить о тебе с тобой же в свои последние минуты.

Йенни качала головой, вцепившись пальцами в волосы. На глазах выступили слезы, искрящимися каплями задрожали на кончиках длинных ресниц.

Между тем Аксель продолжал, прислонившись к темно-синей стене в комнате Робби:

– Я не хочу, чтобы ты запомнила меня вечно подавленным, беспричинно злым и захлебывающимся в жалости к себе. Если честно, я хотел бы, чтобы ты меня вообще не помнила. Будто меня никогда не было. Как в том фильме с Кейт Уинслет. Но так не бывает, поэтому я хочу, чтобы ты запомнила меня таким: улыбающимся и безмерно благодарным.

Он растянул губы в широкой улыбке, которая выглядела безжалостно безнадежно на фоне его блеклых грустных глаз, в которых, однако, застыло усталое смирение. Аксель провел ладонью по лицу и вздохнул.

– Черт, у меня так бьется сердце и мысли так невозможно быстро скачут… Удивительно, что я до сих пор могу разговаривать… Так, о чем это я? Да, точно… Благодарность. Йенни, спасибо тебе за все. Спасибо за каждый раз, когда мне было невыносимо плохо и ты была рядом. Спасибо за то, что верила в меня так, как я никогда в себя не верил. Конечно же, я разочаровал тебя…

Он зажмурился, схватился за голову.

– Черт. Я не могу… я…

Аксель сделал глубокий вдох, ударил себя по щеке. Йенни вздрогнула всем телом.

– Извини, мне так сложно сосредоточиться. Я не помню, на чем закончил, поэтому продолжу так, как могу. В общем… спасибо. За все. За все твои улыбки, за все моменты, которые у нас были. Спасибо за то, что последние семь месяцев у меня как будто снова появилась семья. О бо́льшем я и просить никогда не мог.

Я знаю, что ты обязательно начнешь винить себя. Ведь ты веришь в то, что таким, как я, можно помочь, окружив любовью и заботой. Но это не так. Вся проблема в моих долбаных мозгах. Ты ничего не могла исправить. Как бы тебе не хотелось верить в обратное. Спасение утопающего – дело рук самого утопающего, да? Уж ты точно знаешь, как давно я мечтаю наконец утонуть.

И я уверен, что ты ужасно злишься на меня, думаешь, какой же я конченый эгоист. Я полностью согласен с тобой! Нет ничего в этом мире более эгоистичного, чем самоубийство. Но я по-другому не могу. Прости меня.

Мне очень жаль, что я – твоя первая любовь. Ты достойна большего. Но я уверен, что у тебя все будет хорошо. Ты точно переживешь это. Ты способна вынести все.

Он вздохнул, крепко сжав челюсти.

– Ты сильнее, чем я когда-либо был.

Аксель замолчал, потупив взгляд. Йенни показалось, что она видела, как слезы сверкают в уголках его глаз. Но вдруг Аксель снова улыбнулся, – уже так, будто собрался прощаться, по-прежнему не решаясь поднять взор на камеру. Он произнес спокойным и бархатным, точно летние римские ночи, голосом:

– Думаю, это все. Мне пора заткнуться, пока я не начал нести совсем откровенный бред.

Запись резко прервалась. Йенни перетащила ползунок к началу, и видео заиграло по новой. Она пересматривала его столько раз, что сбилась со счету. Она пересматривала его столько раз, что вскоре уже выучила наизусть каждое предложение, знала, за каким словом следовала пауза или вздох. Закрыв глаза, Йенни слушала вынужденно невозмутимый голос Акселя, и на долю секунды у нее появлялось ощущение, что он был сейчас в ее комнате. Что он сидел за ее письменным столом. Что Аксель так и не решился отнять у нее свою жизнь.

Но то была лишь доля секунды.

Kapitel 21

На следующий день в школу Йенни не пошла. Заснув в шестом часу утра, она проснулась лишь в двенадцать и долго не могла ни шелохнуться, ни произнести хоть слово. В висках разлилась боль, лицо ее опухло от слез.

В половине второго пришел Луи – он прогулял последние уроки, чтобы поскорее увидеться с Йенни. В дом его пустила Исабель, торопившаяся вернуться на работу с обеденного перерыва. Луи это показалось странным, ведь обычно она никогда не приезжала домой на обед. Но сегодня был не обычный день.

Поднявшись на второй этаж, Луи приостановился, чтобы собраться с мыслями, крепко вцепился в круглую ручку двери. Он постучал несколько раз, прежде чем вошел в комнату Йенни.

Она сидела на кровати, глядела безучастно в окно. Белое, холодное ноябрьское небо, похожее на туго натянутый саван, отражалось в ее глазах, яркий дневной свет серебряными нитями вплетался в ее волосы.

– Привет, Лилу, – негромко произнес Луи и, не обронив больше ни слова, обвил руками ее острые плечи, крепко прижал к своей часто вздымающейся груди.

– Привет, – ответила Йенни, прислонившись щекой к плечу Луи. От него пахло морозным зимним днем и снегом.

– Сегодня твоему классу рассказали, что случилось. Конечно, на следующей перемене знала уже вся школа, и мне тоже Ребекка рассказала… Вообще, это первый раз, когда она заговорила со мной после расставания… Она очень распереживалась из-за случившегося. – Он сглотнул, застопорился. – Мне жаль, Лилу. Я даже представить не могу, что ты чувствуешь.

– Спасибо. Я так… – Она вздохнула, стараясь унять дрожь в голосе. – Я так рада, что ты не можешь этого представить.

Луи нахмурил брови, качнул слабо головой.

– Это правда… правда, что это ты нашла его и вызвала скорую?

– Ага.

– Черт… Мне безумно, безумно жаль, Лилу. Это просто сумасшествие какое-то…

Он осторожно гладил Йенни по волосам, ласково уткнувшись носом в ее макушку. Йенни отстранилась от Луи, и руки ее тяжело, безропотно упали на колени. Губы изогнулись в неуверенной улыбке.

– Все нормально. Аксель жив, о нем там позаботятся, я совсем скоро снова его увижу. Все остальное не так уж и важно.

Луи смотрел на Йенни прищурившись. В дрожащих уголках губ, в меркнущих от боли глазах, в том, с каким трудом она натягивала на лицо улыбку, Луи видел ее настоящую – напуганную, потерянную.

– Ты уверена, что с тобой все нормально?

Йенни пожала плечами, улыбка медленно сползла с лица. Взгляд сделался отстраненным и туманным, точно она смотрела на Луи из-за запотевшего стекла.

– Сегодня я проснулась, и меня всю трясло, как от озноба. Мне было так страшно. Я не могла дышать от ужаса. Почему-то в душе я была