Бездна. Книга 3 - Болеслав Михайлович Маркевич

– Убили не бравома, не вашего знакомого, a официальную личность, шефа царских шпионов.

– Вы же сами говорили, что все они так глупы…

Поспелов нахмурился.

– Тут вопрос в принципе, – докторально проговорил он: – надо было доказать правительству, что ни brave homme’à ссылки, ни преследования не в силах сломить энергию и живучесть революционной партии. Смерть генерала Мезенцова – это вызывная перчатка, смело брошенная теперь революционной молодежью в лицо автократии! – подвернулась ему под язык бойкая фраза, уже сказанная им в разговоре с Волком, и фраза эта произвела теперь желанное действие: графиня опустила глаза, закачала головой и убежденно произнесла:

– Oui, certainement, le principe est une grande chose24…

– Борьба началась, – продолжал Поспелов торжественным тоном, – борьба на жизнь и смерть…

Она, мгновенно забыв о «principe», схватила его за локоть, глядя ему с каким-то жадным перепугом в глаза:

– Да? Вы знаете? Кого-нибудь еще будут убивать?..

– Я ничего не знаю, a только… Послушайте, Елена Александровна, – перебил он себя, говоря себе мысленно, что «ее требуется несколько просветить», – если только вы, как я вправе заключить изо всего того, что вы сейчас говорили, личность вполне развитая, вы должны понимать, что есть высшие требования и что жертвы, приносимые им, представляются для каждого истинного революционера вопросом совершенно второстепенным. Русская пословица говорит: «дрова рубят, щепки летят», a французская: «qui veut la fin veut les moyens»25. Прямая задача состоит в достижении победы революционных, избавительных начал, – пояснил он, – a что при этом придется устранить несколько личностей, так ведь это только необходимое… весьма печальное, может быть, я согласен, но необходимое, повторяю, неизбежное, естественное последствие самого революционного процесса. Ни один из фазисов поступательного движения человечества к своему освобождению не обходился без крови, – ничего с этим не поделаешь, Елена Александровна… В мире насекомых даже, – вспомнилось ему вдруг смутно прочитанное им в какой-то популярной зоологической статье нечто, могшее, по его мнению, «идти к делу» в эту минуту, – есть породы, в которых абсолютным условием рождения особей является повальная смерть всех рожениц.

Фантастическая зоология увенчалась полным успехом:

– Это ужасно, что вы мне говорите, – тяжело вздохнула графиня, – mais c’est bien intéressant26!

И она еще раз склонила покорную голову пред «неотразимою», представлялось ей, аргументацией своего собеседника. «Он так хорошо говорил и так умно смотрел при этом», что она «все бы, кажется, слушала, слушала его… и глядела»…

Новый вопрос, имевший вызвать новое с его стороны «красноречивое» выражение, готов был уже слететь с ее уст, когда вдруг из-за поворота аллеи донесся до них скрип чьих-то торопливых шагов по песку и сквозь зелень ветвей мелькнул светло-серый цилиндр…

– Маркиз! – вскликнула графиня, и все говорившее в ней за миг пред этим оживление слетело разом с ее лица.

Эмигрант как-то бессознательно быстро поднялся с места, которое занимал рядом с нею на скамье, но тотчас же оправился и встал, вытянувшись в рост, чуть не в боевую позицию.

Быстро подходивший к ним между тем маркиз Каподимонте отнюдь, впрочем, не вызывал своим наружным видом необходимость такой позиции. Свежий, точно сейчас из ванны, элегантный от прюнелевых ботинок и до этого своего серого цилиндра, которым, скинув его с головы за десять шагов не доходя графини, он салютовал ее (saluer du chapeau27) как шпагой, откидывая руку в сторону, с белым цветком в петлице и широкою улыбкой под красиво прикрученными усами, – он, казалось, был весь веселость, любезность… и беспечность.

– 28-J’arrive de Rome, – говорил он, с какою-то особенною изысканною почтительностью пожимая протянувшуюся к нему руку молодой вдовы и самым дружеским образом приветствуя в то же время заморгавшими глазами ее кавалера, – et je tenais à vous donner le plus vite possible des nouvelles de madame Tony… Я узнал в отеле, где вы останавливались, – объяснил он, – что вы взяли окончательно ту виллу на Colli[61], на которую я вам указывал, и уже переселились туда. Я ехал к вам, когда, проезжая мимо Pitti, узнал ваше ландо, – et me voici-28!

– Grand merci, cher marquis29! – преодолевая, насколько могла, свою досаду, улыбалась ему она. – Что Tony, хорошо ей в Риме живется?

– Отлично, по-видимому; нашла очень приличное и теплое помещение – в Риме холодно зимой – и до весны не думает оттуда трогаться.

– Le prince Jean toujours30? – как-то вдруг рассмеялась графиня.

– Toujours! – подтвердил, сдержанно, как бы только из учтивости улыбнувшись со своей стороны, маркиз и тут же вскликнул. – Но какая неосторожность, графиня! Вы сидите на мраморной скамье; это гибельно в нашем климате и этого никогда не следует забывать здесь. Я вижу, что monsieur Pospelof, – примолвил он с самою любезною улыбкой по адресу молодого человека, – гораздо предусмотрительнее вас: он очевидно все время стоял на ногах, пока вам вздумалось отдохнуть здесь от вашей… вероятно, продолжительной… прогулки 31-sous ces ombrages fleuris (он указал кругом рукою), но в этом случае я осмеливаюсь думать, что к его courtoisie-31 примешивалась некоторая доля эгоизма (un petit grain d’égoisme), – ему следовало бы предварить вас.

– Никакой courtoisie и никакого эгоизма! – отрезал, впрочем видимо смущенно, эмигрант. – Я не подумал… да и не знал, в сущности, что не следует садиться…

Маркиз только взглянул на него и все так же вежливо усмехнулся опять.

Графиня Драхенберг была уже на ногах. «Противный человек! – проносилось у нее в мысли, – всегда все видит и все угадывает!..»

– Merci pour le bon avis32, – сказала она громко, – нам, русским, никогда не мешает напоминать о здоровье: мы нисколько не привыкли беречь его… Может быть потому, – промолвила она нежданно, прищурившись куда-то вдаль, – потому, что мы вообще не дорожим жизнью…

У Поспелова почему-то дрогнули веки. Маркиз вопросительно, чуть не тревожно вперил глаза в говорившую. Но алые губы ее улыбались теперь опять с тем «certo non so ché di voluttuoso»[62]33, что неотразимо чаровало его в этой «северной женщине», и лепетали любезно и лениво:

– Вы ехали ко мне с визитом, cher marquis; я предлагаю вам место в моем экипаже и обед à la fortune du pot34; вы мне за столом расскажете подробно о Tony и о «вечном городе».

Прозорливый итальянец был обезоружен. Он молча, с радостно забившимся сердцем поклонился в знак согласия и, подставив, не откладывая, локоть молодой женщине, повел ее мерным шагом к выходу.

Она усадила его рядом с собою в ландо. Поспелов занял место на передней скамье; во все время пути он поводил глазами то вправо, то влево, тщательно избегая встретиться ими