Эмбрион - Эдуард Сероусов

– Это пугает вас?

– Нет, – Елена покачала головой. – Скорее, интригует. Как будто я открываю новую область знания, новый способ восприятия.

Петрова выглядела озабоченной.

– Ларин и Кузнецов будут очень заинтересованы в этой информации. Они ищут именно такие эффекты.

– Но я не рассказала им всего. Только о световых паттернах, ничего о временном восприятии или контакте с сознанием плода.

– Хорошо. Я думаю, нам нужно быть осторожными с тем, какой информацией мы делимся, – Петрова встала. – Я буду наблюдать за вами внимательнее в ближайшие дни. Если заметите что-то необычное – любые изменения в восприятии, в мышлении – немедленно сообщите мне.

Когда Петрова ушла, Елена вернулась к своим заметкам. Она начала систематизировать свои сны, искать паттерны, повторяющиеся элементы. Если то, что она испытывала, было формой коммуникации, то должен быть способ расшифровать её, понять её значение.

Дни складывались в недели. Развитие плода продолжалось с ускоренной скоростью, к концу третьей недели достигнув стадии, соответствующей концу второго триместра обычной беременности. Елена начала физически ощущать его присутствие – не только растущий живот, но и шевеления, которые становились всё более отчетливыми.

И сны продолжались. Каждую ночь Елена погружалась в странное пространство, где время существовало как измерение, а не как поток. Каждую ночь она ощущала присутствие другого сознания, которое исследовало мир через её восприятие и одновременно показывало ей своё.

Она начала замечать изменения и в своем бодрствующем состоянии. Моменты, когда восприятие времени менялось, когда она могла почти видеть потенциальные будущие, разветвляющиеся от настоящего момента. Эти эпизоды были краткими, но становились всё более частыми.

Ларин и его команда продолжали мониторинг, собирая данные, которые показывали усиливающуюся квантовую когерентность между нейронной активностью Елены и плода. Кузнецов стал проявлять больше интереса, часто присутствуя на обследованиях и задавая вопросы о субъективных переживаниях Елены.

Она оставалась осторожной, делясь только частью информации. Но внутренне она всё больше убеждалась в том, что эксперимент привел к чему-то беспрецедентному – к формированию сознания, которое воспринимало реальность фундаментально иначе, чем обычные люди. И это сознание пыталось общаться с ней, показать ей то, что видело само.

В конце третьей недели Елена решила, что пора поговорить с профессором Барановым. Она запросила разрешение покинуть институт на несколько часов, что было неохотно предоставлено после настойчивых требований.

– Мне нужен свежий воздух и смена обстановки, – настаивала она. – Три недели в закрытом помещении не способствуют психологическому благополучию.

Ларин согласился, но с условием:

– Вы должны носить портативный монитор, и вас будет сопровождать сотрудник службы безопасности. Это для вашей же защиты.

Елена понимала, что это также для контроля, но не стала возражать. Главное – возможность встретиться с Барановым.

Выйдя из института впервые за три недели, Елена почувствовала странное ощущение дезориентации. Мир казался одновременно знакомым и чужим, как будто она смотрела на него через слегка искаженную линзу. Цвета были ярче, звуки четче, время текло неравномерно – то ускоряясь, то замедляясь.

Сотрудник безопасности, молчаливый мужчина в строгом костюме, следовал за ней на дискретном расстоянии, когда она вошла в здание МГУ и поднялась к кабинету Баранова.

Профессор встретил её с радостью, но его лицо выразило тревогу, когда он увидел её состояние.

– Лена, ты выглядишь… изменившейся.

– Я и чувствую себя изменившейся, – она села в кресло, чувствуя необычную усталость. – Мне нужен ваш совет, Леонид Петрович. Что-то происходит, что-то, выходящее за рамки обычного научного понимания.

Баранов включил подавитель прослушки.

– Расскажи мне всё.

И Елена рассказала – о снах, о ощущении контакта с сознанием плода, о изменениях в восприятии времени, о моментах, когда она могла видеть потенциальные будущие. Баранов слушал внимательно, не перебивая, его глаза становились всё шире по мере того, как она продолжала.

– Это звучит как… – он замолчал, подбирая слова. – Как квантовое сознание. Сознание, которое существует частично вне обычных временных ограничений. Именно то, что ты теоретизировала в своей работе.

– Но я никогда не думала, что это возможно на практике, – сказала Елена. – Это было чисто теоретическое построение.

– Теория часто опережает практику, – Баранов задумался. – Квантово-биологический катализатор, ускоренное развитие нейронных структур, изменения в темпоральном восприятии… Они создали нечто беспрецедентное, Лена. Сознание, которое видит время не как поток, а как измерение.

– Но что это значит? Для ребенка, для меня, для… всех?

Баранов долго молчал.

– Я не знаю. Мы находимся на границе известного. Но я думаю, что это сознание пытается коммуникировать с тобой не просто из любопытства. Оно видит что-то в временных линиях, что-то важное. Что-то, что оно хочет, чтобы ты знала.

– Что именно?

– Я не могу сказать. Но ты должна быть открыта для этой коммуникации. Попытайся понять, что оно показывает тебе. Это может быть критически важно.

Елена вздохнула.

– Ларин и Кузнецов тоже заинтересованы в этой коммуникации. Но я не уверена, что их мотивы… чисты.

– Будь осторожна с ними, – Баранов наклонился ближе. – Если то, что ты описываешь, реально, если формирующееся сознание действительно может воспринимать временные линии, предвидеть потенциальные будущие… это имеет огромные стратегические, военные, геополитические последствия. Контроль над таким сознанием – мечта любой спецслужбы.

– Но это мой ребенок, – тихо сказала Елена. – Не инструмент, не оружие.

– Именно поэтому ты должна быть особенно бдительна, – Баранов взял её за руку. – Лена, я не знаю, куда приведет этот эксперимент. Но я верю, что ты принимаешь правильные решения. Доверяй своим инстинктам – и научным, и материнским.

Когда Елена вернулась в институт, её встретил встревоженный Михаил.

– Где ты была? – спросил он. – Твой сопровождающий сказал, что потерял тебя в университете.

– Я навещала профессора Баранова, – Елена не видела смысла скрывать это. – Мне нужен был свежий взгляд на некоторые теоретические аспекты проекта.

– Ты могла просто запросить консультацию здесь. У нас есть лучшие умы в этой области.

– Иногда полезно получить мнение извне, – Елена посмотрела на него внимательно. – Разве не так работает наука, Михаил? Через обмен идеями, через разные перспективы?

Он выглядел неуверенно.

– Конечно. Но учитывая секретность проекта…

– Я не раскрывала никаких секретных данных. Мы обсуждали теоретические аспекты квантового сознания, ничего более.

Михаил, казалось, не был полностью убежден, но не стал настаивать.

– Хорошо. В любом случае, Ларин хочет видеть тебя. У него есть новые данные, которые он хочет обсудить.

В лаборатории Ларин встретил Елену с неожиданным энтузиазмом.

– Доктор Соколова! Мы получили потрясающие результаты. Посмотрите на это, – он активировал голографический дисплей, показывающий сложные трехмерные графики. – Это сравнительный анализ нейронной активности плода за последние три недели. Видите эти структуры? Они не соответствуют ни одной известной модели развития