Чиновник - Владимир Анатольевич Тимофеев

С фото, как и с костюмами, тоже не задалось. Фотоателье, что располагалось в конце торгового зала, оказалось закрыто. Отчего, почему и когда откроется — Николай выяснять не стал, а просто вышел из универмага и перешёл на другую сторону улицы, где раньше торговали артельщики-кооператоры и предлагали свои услуги кустари-одиночки.

Хорошее, в принципе, дело. Если у пищевой и лёгкой промышленности чего-нибудь где-нибудь не хватает, потребительские лакуны заполняют артели. Они же дают торговле товарное разнообразие. Пусть цены, как на колхозном рынке, чуть выше, чем государственные, зато то, что нужно, в наличии. На памяти Николая, случалось так не всегда — артели ведь и для государственных магазинов продукцию поставляли, причём, по установленным ценам, и ни копейкой выше — но, ежели что, отправить сверхплановые излишки в прямую продажу зазорным ни у кого не считалось.

Вот только, пока Николай служил, многое в этом плане в стране изменилось.

Как писала ему тётя Зина, после 56-го артели начали облагать повышенными налогами, потом ограничивать деятельность, а затем и вообще закрывать. Пусть и не все, и не сразу, но тенденция, безусловно, просматривалась. Товарищ Хрущёв посчитал их ненужными, так же как личные подсобные хозяйства колхозников. Нечего, мол, содержать и поддерживать эти буржуазные пережитки. На пути к коммунизму собственность надо не просто обобществлять, но ещё укрупнять. И чем больше станет в Советском Союзе общественного, чем теснее сроднится оно с государственным, тем скорее наступит светлое будущее.

Прежний Стрельников по этому поводу испытывал что-то вроде недоумения: зачем ломать то, что нормально работало? Стрельников нынешний иллюзий на этот счёт не питал. Ещё в Плехановском он целенаправленно изучал послесталинскую эпоху по части политэкономии, а позже и документы в закрытых архивах читал — в двухтысячных их открыли для всех желающих...

Артель тёти Зины ликвидировали в июне 57-го. Всё имущество передали на баланс швейной фабрики и в школу ФЗО. Сама тётя устроилась наставником-мастером в ремесленное при льнокомбинате. В доходах конечно же потеряла, зато свободного времени стало побольше, а ответственности поменьше. В возрасте за пятьдесят, как она уверяла в письмах, и то, и другое гораздо важнее, чем деньги.

Николай с ней не спорил. Важнее, значит, важнее. Ему до полтинника было ещё далёко. Подумать, как жить в таком возрасте, можно и позже. Ну, когда сорок, к примеру, исполнится или хотя бы тридцать, не раньше...

Москательные товары, книги, галантерея, игрушки, обувь... Названия над магазинчиками в длинном торговом ряду за три года не изменились. На том же месте, хвала исполкому, остались и парикмахерская с фотографией.

«В 60-м отменят всё окончательно, — всплыло внезапно из памяти. — И это лишь самая малость из той фигни, которую стали творить наследники после смерти хозяина...»

Фотограф сегодня работал. В следующем веке его назвали бы самозанятым. Здесь и сейчас он именовался частником-кустарём.

— Что желает молодой человек? Фас, профиль, на документы, открытку или, быть может, художественный портрет? — поднялся он из-за конторки навстречу вошедшему Стрельникову. В жилетке и шёлковых нарукавниках больше похожий на счетовода, а не на мастера художественной фотографии.

— Эээ... мне вообще фото для паспорта нужно.

— Прекрасно! Просто прекрасно! — всплеснул руками фотограф. — Снимайте шинель, садитесь сюда... Да-да, вот на этот вот стульчик. Вы, кстати, действительно не хотите чего-то художественного? Типаж у вас просто великолепный. Девушки от вашего фото в форме и при регалиях с ума сходить будут, поверьте специалисту...

Николай мысленно усмехнулся. «Менеджеры по продажам» со временем ничуть не меняются, как и с пространством.

— Как раз таки форму с регалиями я предпочёл бы убрать. Как-нибудь... заретушировать, понимаете?

— Понимаю, молодой человек. Очень хорошо понимаю. Военному документу — военный мундир. Гражданскому паспорту — гражданские одеяния. Ну, что же. Есть у нас и такая услуга. Без всякой ретуши и совершенно бесплатно. Вот! Выбирайте!

Фотограф выкатил из-за ширмы самодельную стойку-вешалку с висящими на ней бутафорскими плечиками-накидками. Каждая представляла собой верхнюю часть костюма, военного и гражданского, мужского и женского, аккуратно сшитого спереди и разрезанного по спине (видимо, чтобы на любой размер подошло).

— А вы, однако, изобретатель, — уважительно покачал головой Николай Иванович. — Я выбираю вот этот.

Он снял с вешалки один из «костюмов», накинул себе на плечи поверх гимнастёрки и уселся на стул. Хозяин студии включил софиты и, укрывшись чёрной накидкой, наклонился к треноге. Установленный на ней аппарат выглядел до того архаично, что улыбка сама наползла Николаю Ивановичу на лицо.

— Не улыбайтесь. Замрите... Готово.

Фотограф закрыл объектив крышкой, вынул из аппарата кассету с использованным негативом и указал на конторку:

— Прошу. С вас десять рублей.

— А-а-а... когда забирать фотографии?

— Если заплатите ещё пять рублей, будет готово часа через три. Но я не советую.

— Почему? — удивился Стрельников.

— Видите ли, молодой человек, судя по вашей неугомонности, вы хотите уже сегодня подать документы в милицию. Но только опять же, судя по вашей настойчивости, вы не учли одну маленькую деталь.

— Какую?

— Сегодня суббота.

— И что?

— В субботу паспортный стол работает ровно до двух. А сейчас... — фотограф выразительно посмотрел на часы.

Стрельников засмеялся:

— Без пятнадцати три. Уели.

— Не уел, а поправил, — улыбнулся обладатель жилетки и нарукавников. — Поэтому я сейчас выпишу вам квитанцию, вы придёте сюда с утра в понедельник и спокойно, без ненужной никому суеты получите свой заказ. Такой расклад вас устраивает?

— Устраивает, — кивнул Николай, выкладывая на стойку десятку. — А, кстати, я тут подумал...

— Подумали? — вскинул брови фотограф. — Дайте-ка угадаю... Ага. Вы всё же решили сделать портрет. А может быть, даже несколько. Верно?

— Верно, — опять засмеялся Стрельников. — Вы на удивление проницательны, товарищ фотограф.

— Вы можете называть меня просто Арон Моисеевич.

— А вы меня Николаем.

— Договорились...

На улицу Стрельников вышел минут через сорок.

Ноябрьское солнце робко выглядывало из-за разошедшихся над городом туч, лужи на тротуаре подсохли, и даже остовы деревьев уже не навевали такую тоску, какая бывает в позднюю осень, когда снег на землю ещё не лёг и мокрая грязь, перемешанная с опавшей листвой, прямо и ненавязчиво напоминает спешащим гражданам про неизбежное увядание всего сущего.

В кармане шинели у Николая лежали квитанции. Одна на десять рублей за фото на паспорт, другая на сто тридцать два