Огонек во мраке: Зов крови - Дмитрий Ласточкин

— Я ухожу, мама. — просто сказал я. — Если что, я знаю, где тебя найти.

— Постой! Скажи хотя бы, где я могу тебя увидеть⁈ — герцогиня вскочила на ноги, шагнула ко мне.

Я замешкался. Ну, в этом она права, она тоже имеет право связываться со мной.

— Вот. — смочив палец в вине, я написал на журнальном столике свой электронный адрес. — Если захочешь повидаться, напиши сюда, обсудим место, и я приду.

— Это… Глупость! Второй раз я тебя терять не хочу!

Нахмурившись, мама взмахнула рукой, призывая на помощь магию. Вокруг меня забурлила сила, складываясь в Воздушную Тюрьму, быстро и мощно. Всё же мама была Мастером, и довольно сильным, что весьма неплохо для её положения.

Но этого было недостаточно! Неполная Форма Стихии, мои когти разорвали стены клетки, развеяв заклинание. Мама ахнула и отступила, а мебель в номере разлетелась щепками и брызгами стекла. Блин, мой адрес тоже превратился просто в осколки.

— Я научилась защищать себя, мама. И я уже достаточно взрослая, чтоб самой решать, что мне делать! — как можно более напористо сказал я.

— Я вижу. — как-то грустно согласилась мама.

Фыркнув, я выжег на стене свой электронный адрес и нырнул в Глубину.

Глава 4

Сразу домой я идти не стал. Надо было обдумать всё услышанное, а рядом с дрыхнущей Юлей это будет сложно. Ещё проснётся от того, что я ворочаюсь у себя, начнёт докапываться, что случилось. Нет, её сюда впутывать не надо. Но и забиваться в какой-то тёмный угол тоже желания не было. Надо в какое-то кафе пойти, где можно поесть и подумать спокойно. Хотя уже за полночь, какие кафе? Только клубы и дорогие рестораны, на которых у меня денег нет.

О! Вон светится разноцветными огнями вывеска какого-то ночного клуба. «Северное сияние», очень подходящее название для такой вывески. Или наоборот, неважно.

— Ты куда? Тебе сюда ещё рано! — рыкнул на меня охранник, когда я протолкался к выходу сквозь толпу парней.

— Мне девятнадцать! — обиженно заявил я. — Или у вас тут дискриминация по росту⁈

— Хы. — хмыкнул охранник, криво усмехнувшись. Шкаф, блин, трёхстворчатый. Отошел в сторону. — Ну что ж, проходи, раз тебе девятнадцать.

Я прошел сквозь вход с «пологом тишины», и музыка с гулом толпы обрушились на меня. В клубе царил полумрак, только на сцене, где ютились танцовщицы и музыканты, и в баре всё было освещено. Столики, ложи, проход на второй этаж со столиками и ложами. Туда-сюда суют официантки, скорее раздетые, чем одетые, и более приличные официанты, все как на подбор красавчики, будто только выскочили из рекламы нижнего белья. На танцполе дёргается несколько десятков тел обоих полов, изображая что-то типа танца.

Мне с трудом удалось найти свободное место за столиком на двоих, заказал сока и булочек и стал обдумывать всю ситуацию, жуя и попивая апельсиновый сок.

Ну что ж, теперь я знаю, кто мои родители. И они живые и здоровые. И даже не какие-то алкаши и сидельцы. А вполне себе добропорядочные члены общества. Только, блин, всё равно от этого не легче.

Мамка, видимо, хочет меня затащить в Париж и там посадить под замок, как с ней сделали родители. Не зря же говорят, что дети повторяют поведение своих родителей. Они же с детства видят их пример, вот и повторяю за ними. Поэтому мамаша жаждет утопить меня в гиперопеке, не обращая внимания на мои желания. Она, зуб даю, не даст мне в Руины ходить. Я же могу пораниться! А то и, жуть какая, умереть! Не для того она меня двадцать лет искала, чтоб я ноги протянула в руинах!

И то, если искала. Рассказ про служанку, которая меня выкинула и померла удобненько, может быть просто рассказом, я же уже этого не проверю. Хотя всё равно не верится, что герцогиня от меня избавилась. Вот не похожа она на такую! Хотя, чёрт подери, что я могу в женщинах понимать-то?

Если подумать, то такой выход вполне на пользу моей маме. Отбросив все чувства и прочую чепуху, как она ещё могла поступить? Оставить ребёнка себе — вызвать скандал. Даже если не говорить, кто отец, то принцесса, принёсшая бастарда в подоле, теряет свою ценность как принцесса с космической скоростью. Её же теперь даже замуж по-нормальному не выдашь! А ведь для чего ещё нужны принцессы, как не для этого? Не зря же до сих пор одна, хотя две её сестры уже давно окольцованы.

С другой стороны, а что делать, если не оставлять с собой, но и не выкидывать? Кому отдать? Самые верные люди, бывало, предают, а тут такой мощный козырь — незаконнорожденный ребёнок принцессы правящего дома! Отдала бы, а лет через несколько её бы шантажировать стали. И чем дальше, тем хуже было бы.

Поэтому самым разумным для герцоги Гасконской было бы избавиться от меня сразу после рождения. И сделать вид, что никакой беременности не было. Для надёжности можно ещё замочить двух свидетельниц, что принимали роды, тех самых верных служанок. Одна точно умерла, а что случилось со второй? Мама так и не сказала…

Но всё же могло быть всё именно так, как мне рассказали. Мало ли слуг, которые искренне и ревностно служат аристократам, считая это великой честью? Да полно таких! Так и эта служанка могла считать, что такой выход будет самым лучшим. Вполне обоснованно считала, что уж говорить. А ребёнком пусть займётся судьба, выживет — хорошо, не выживет — ну и ладно.

Обидно, конечно, кому же понравится такое отношение к себе? Мне просто хотелось верить, что мама сказала правду, она же всё таки моя мать!

С отцом ещё больше неопределённости.

Он же Император! Император Российской Империи! Эта фигура для меня всю прошлую жизнь была чем-то вроде полубога. Нам, рядовым, сержантам, прапорщикам, офицерам, всем, вбивали в голову, что старшие всегда знают лучше. Приказы не обсуждаются! Получил приказ — выполни, чего бы тебе это не стоило! Начальство сидит выше, смотрит дальше, знает больше!

Это уже потом, когда я стал Мастером, а потом магистром и далее, я понял, что начальство такие же люди, как и мы. И может быть тупым, безмозглым, раздолбаем и просто обидчивым говнюком. Особенно то, что из аристократов, где офицерские патенты покупались детям с самого рождения. Вроде перед тобой