Бог безвременья - Жаклин Холланд

вели себя хорошо! – говорю я, когда Санта наконец возвращается на линию. – Могу это подтвердить. Главное, что теперь вы, Санта, знаете, что он в Рождество будет у меня, и сможете доставить его… да, да, именно так. Совершенно верно!

Тем временем Лео медленно пятится назад по коридору. Он смотрит во все глаза, изумленный происходящим.

– Этот же адрес, да, Окружная дорога М, Порт-Честер, Нью-Йорк, да, именно так! Большое спасибо, что уделили мне время, Санта. Понимаю, сколько у вас дел. Да, он очень милый мальчик. Согласна.

Лео танцует и кружится от радости.

– Хорошо, спасибо. До свидания!

Я вешаю трубку.

– Ты доволен?

– Ура! Ура! Ура! – кричит Лео, размахивая руками.

Я веду Лео наверх показать его комнату. Пока мы поднимаемся по лестнице, он берет меня за руку, а потом пытается заглянуть во все двери и изучить, что там находится. У него настороженный вид. Он идет очень медленно и аккуратно и спрашивает про каждую комнату.

– Кто здесь спит?

– Никто.

– А почему тут стоит кровать? Здесь спали раньше?

– Да, здесь спали, но очень-очень давно.

Он молча осматривает комнату, словно производя в уме вычисления, оценивая ее энергию, разбираясь, хорошая ли это, безвредная комната или плохая. Он смотрит на меня с детской недоверчивостью.

– А здесь спал хороший человек?

– О да. Здесь спал чудесный, хороший мальчик, такой же неугомонный, как и ты. Вам бы понравилось играть вместе.

Неправда. Это комната Агостона. Но как рассказать об Агостоне ребенку?

Мы доходим до его комнаты. Это одна из комнат, которые находятся в башенках дома, большая и восьмиугольная, пять окон по одной стороне закрыты ставнями. У противоположной стены стоят рядышком две односпальные кровати, застеленные старинным постельным бельем цвета слоновой кости и сшитыми вручную одеялами. На большом круглом тряпичном ковре в центре стоит большое деревянное кресло-качалка. На полках книжного шкафа выстроились невероятно старые игрушки.

Для меня эта комната полна воспоминаний о прошлом, но Лео, похоже, этого не чувствует. Он бежит к качалке и забирается на нее. Я беру с полки деревянное йо-йо и показываю Лео, он выхватывает его у меня из рук и сразу запутывает бечевку. Бросив йо-йо, Лео берет деревянный футляр с кожаными ремешками и двумя пряжками. Он расстегивает пряжки, и из футляра падают кубики, на каждой стороне кубика часть какой-то общей картины.

– Что это? – спрашивает Лео.

– Из этих кубиков можно собрать картинку. Точнее, шесть разных картинок.

– Никогда раньше такого не видел!

– Это как пазл – до того, как научились разрезать картон на крошечные кусочки специальными автоматами.

Я сложила два кубика, показывая Лео, что нужно делать.

Мы молча собираем картинку целиком. Хорошенькая белокурая девочка сидит за сверкающим столом с яствами в золотом зале дворца.

– Что изображено на этой картине? – спрашивает Лео, наклонив голову.

– Наверное, это сказка про Мариенку. Про очень избалованную девочку, которая мечтала только об одном – жить в золотом дворце. В конце концов ее желание исполнилось – на ней женился злой горный король и увез в свой дворец, но во дворце все было из золота, даже еда, и бедная Мариенка оказалась во дворце, полном еды, которую она не могла есть, и не получала никакого удовольствия от всего его великолепия. Ее желание исполнилось, но она быстро поняла, что это было глупое желание.

– Ух ты, какая печальная история.

Лео переворачивает кубики, чтобы сложить другую картинку.

– Знаешь, когда я была маленькой, то жила в этой комнате, – говорю я.

Он удивленно смотрит на меня.

– Тебе подойдет эта комната?

– Конечно, – отвечает он и продолжает переворачивать и переставлять кубики. Присев на четвереньки над головоломкой, он начинает кашлять. Он снова садится на корточки. Его рот складывается в букву О, язык высовывается, и из горла вырывается резкий лающий звук. Из выпученных глаз текут слезы.

– Все в порядке? Принести ингалятор?

Одной рукой он вытирает слюну с уголка рта. Он отрицательно мотает головой, поглощенный кубиками.

Мне, наоборот, никак не успокоиться. В доме так тихо, так много времени впереди, и его совершенно нечем занять. С внезапной тоской я думаю о безумном мельтешении телевидения у Хардмэнов, о рекламных роликах с белозубыми улыбками, о бессмысленных комедиях с истерическим смехом и музыкальных клипах с уезжающими в закат машинами. Я бы все отдала за телевизор, источник дурацкого шума, чтобы побороть тишину и тяжелое мрачное давление реальности, черную дыру, которая откуда-то из недр этого дома неумолимо затягивает все в себя.

Внезапно меня охватывает страх перед домом, перед его многозначительной тишиной, рядами комнат, которые не сводят с меня недремлющих глаз. Мне нужно выйти отсюда. Мне нужно вытащить отсюда Лео. Проветрить голову. Мне нужно поесть. На ум мне приходит мысль, одновременно безумная и гениальная. Я ни за что не стала бы рисковать и тайком пробираться в сарай Эмерсонов. Самоубийственный поступок. Но меня осенило, что можно попасть в сарай с их разрешения, особенно в сопровождении Лео.

– Лео, пойдем к Эмерсонам рисовать коров в хлеву?

– Да-а!

Я вскакиваю, чувствуя облегчение от радости Лео. Мистер Эмерсон сам приглашал меня зайти буквально на днях. Он сказал, что нас слишком долго не было, и я не могу с этим не согласиться.

Когда мы въезжаем во двор, мистер Эмерсон колет дрова перед домом и делает это очень бодро для мужчины семидесяти лет. Я почему-то вспоминаю о баллончике WD-40, который могла здесь забыть. Меня охватывает паника: а вдруг его проверили на отпечатки пальцев, Эмерсоны знают, что он мой и что я, совершенно непонятным образом, связана со смертью их коровы. Но тут Генри поворачивается к нам и широко улыбается во весь рот, и все мои страхи исчезают. Он ловко втыкает топор в пень и идет к нам, стягивая перчатки с рук.

– Добрый день! – кричит он.

– Добрый день, Генри, – отвечаю я, выходя из машины.

– Какой приятный сюрприз, – говорит он, берет обеими руками мою руку и пожимает ее. – Что я могу сделать для вас, мэм?

Его карие глаза слезятся на холодном ветру.

– Ну, Генри, мы, – я киваю на Лео, который сидит на пассажирском сиденье, – хотели бы порисовать в сарае.

Генри наклоняется вперед, заглядывая в боковое окно машины. Он улыбается Лео, машет ему, а затем косит глазом и высовывает язык. Изнутри, приглушенное стеклом, доносится хихиканье Лео.

– Конечно, конечно! Что может быть лучше!

– Кстати, есть ли новости по поводу… недавнего происшествия?

– Не-а. Нет, – отвечает он, уперев руки в бока, и бросает взгляд на снежные холмы, уходящие на запад, местами опоясанные заборами. – Какая-то чепуха,