Фантастика 2025-155 - Сергей Александрович Плотников

— А я…

— Вы сыграли определённую роль в возведении на престол Екатерины Алексеевны, — Шешковский усмехнулся. — И она опасается, что вы можете сыграть её снова, только для Павла Петровича.

— Не вижу причин, для чего бы мне это потребовалось. Вы же знаете, что я не желаю вмешиваться в политику.

— Причины, Константин Платонович, всегда могут найтись. Скажем, обида на императрицу.

— А она меня обижала?

— Ну, можно сказать и так.

— Я чего-то не знаю, Степан Иванович?

Шешковский замялся.

— Так ведь ваши корабли, Константин Платонович. Которые для вас построили венецианцы.

— И что с моими кораблями?

— Был сложный момент, Константин Платонович. Ситуация шла к войне с османами, требовалось послать флот в Средиземное море. И чтобы усилить эскадру…

— Императрица конфисковала мои корабли?

— Реквизировала на время военных действий. В случае их гибели, вам будет выплачена стоимость постройки на российских верфях.

— Вот, значит, как.

— Кроме того, императрица немного уменьшила вашу долю в компании Екатерининской эфирной дороги.

— Сколько?

— С двадцати до десяти процентов. Отчуждённая доля была передана казне для финансирования военной кампании.

— Полагаю, доли остальных акционеров были также уменьшены?

По выражению лица начальника Тайной канцелярии стало сразу понятно — ограбили только меня. Шешковский заёрзал под моим взглядом и поднял ладони.

— Не беспокойтесь, Русскую Американскую компанию не трогали, да и телеграф платит вам отчисления.

— Но всё же меня ограбили.

— Я искренне сожалею об этом, Константин Платонович. Григорий Алексеевич был против такого решения, но Панин сумел убедить императрицу. В связи с этим даже произошёл небольшой скандал. Княгиня Долгорукова, которую вы оставили своим душеприказчиком, приехала в столицу и потребовала вернуть корабли. К несчастью, императрица была в раздражённом настроении и высказалась слишком резко. На что княгиня ответила не слишком почтительно и несколько огорчила Екатерину Алексеевну.

Представляю, что могла сказать Марья Алексевна! Уверен, что там прозвучало много неприятных слов. А учитывая могущество её Таланта, вряд ли кто-то осмелился ей перечить.

— Надеюсь, никто не пострадал?

— К счастью, нет. Но княгиню отлучили от двора, повелев не появляться в столице.

— Полагаю, мне вы привезли такой же указ?

Шешковский отрицательно покачал головой.

— Неужели сразу покинуть Россию?

— Нет, всего лишь отправиться в Алеутское княжество. Для «наведения надлежащего порядка и упрочения влияния государства Российского».

Он вытащил документ, свёрнутый в трубку, и протянул мне. Я развернул бумагу, пробежал глазами и раздражённо бросил на столик.

— Могу я посетить своё имение до того, как отправлюсь в ссылку? Там остались памятные мне вещи.

— Помилуйте, Константин Платонович! Это не ссылка! Вы отправляетесь в своё княжество без конвоя и надзора.

— Без? Скажете, что ваших людей там нет и о моих действиях не будут докладывать в столицу?

— Люди-то есть. — По губам Шешковского скользнула улыбка. — Только они сообщают лишь общие сведения. Обещаю, никакого надзора не будет! Что же до имения, то его никто не отнимал, можете посетить его и делать там что пожелаете. Но через месяц вы должны отправиться на Алеутщину. Я настаивал, чтобы вам дали такой срок, и, поверьте, мне это стоило немало усилий и седых волос.

— Благодарю, Степан Иванович. От всего сердца благодарю.

— Не за что, Константин Платонович. Поверьте, ваш отъезд сразу после возвращения крайне меня расстраивает. Вашим способностям в России нашлось бы гораздо лучшее применение. Будем надеяться, что императрица изменит своё решение и позволит вам вернуться.

Я ничего не ответил на этот пассаж. Может, она и передумает, но очень сомневаюсь, что мне самому захочется возвращаться. Коли отплатили такой чёрной неблагодарностью, то пусть не надеются на моё доброе отношение.

— Кстати, Константин Платонович, хотел у вас спросить. Вы не знаете, что случилось с Босфором? Говорят, произошёл какой-то страшный катаклизм и Константинополь целиком ушёл под воду. Я только сегодня получил известия оттуда и даже не знаю, что и думать.

— Целиком разделяю ваши чувства, Степан Иванович. Я сам узнал о начавшейся катастрофе случайно, когда ещё был в Египте. Мне повезло воспользоваться ей и сократить путь на родину, не опасаясь османского флота. Но причину, к несчастью, я не знаю. Думаю, османы испытывали что-то магическое, военного назначения, и не справились. Наверняка там участвовало множество колдунов, ни один человек не смог бы сотворить подобное.

— Я тоже так подумал, — Шешковский кивнул, но по глазам было видно — он подозревает именно меня. — Так и доложу Екатерине Алексеевне. Впрочем, нам это на руку и позволит быстрее принудить османов к миру.

Прежде чем уйти, начальник Тайной Канцелярии бросил на пол небольшой листок бумаги. Но не стал его поднимать, а выразительно посмотрел на меня.

— Кажется, вы что-то обронили, Константин Платонович. Мой вам совет: не оставляйте свою корреспонденцию вот так, у всех на виду. Лучше сжигайте письма сразу, любые архивы имеют свойство рано или поздно всплывать и могут принести всяческие неприятности.

Я молча подобрал листок и сунул его в карман.

— А теперь позвольте мне откланяться, — Шешковский пожал мне руку. — В Рязани вам нужно будет сойти с поезда. Вас ожидает дормез, на котором вы сможете добраться до Злобино. Постарайтесь отправиться в своё княжество как можно быстрее. Чтобы ваш «заклятый друг» Панин не смог вам навредить ещё больше.

— Приложу все усилия, Степан Иванович. Можете не беспокоиться об этом.

Проводив Шешковского, я вернулся в купе и достал листок, оставленный им.

'Учитель!

Я ничего не смог сделать, чтобы предотвратить вашу высылку. Maman считает, что вы опасны для её власти, и ничего не желает слушать. Прошу, не пытайтесь ей возражать, чтобы не сделать ещё хуже и вам, и мне. Обещаю, я что-нибудь придумаю, чтобы облегчить ваше положение. А когда власть перейдёт ко мне, вы сможете вернуться, и я воздам вам все положенные почести за ваши муки и терпение. С нетерпением жду встречи с вами, Константин Платонович!

Ваш ученик Павел'.

Глава 27

Злобино

Поезд тронулся, мягко набирая скорость. Я сел у окна, перечитал записку ещё раз и нарисовал на ней пальцем Знак Огня. Бумага вспыхнула и осыпалась невесомым пеплом в стакан из-под чая.

Я смотрел в окно на пролетающие мимо тёмные силуэты деревьев, хмурился