журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г. - Владислав Крапивин

Войдя в прихожую, он убедился, что на кухне горит свет. Вениамин неуверенно потоптался перед закрытой дверью и наконец взялся за ручку. В кухне мог оказаться кто угодно. К этому Косяков уже подготовился. Он ожидал самого невозможного, но то, что увидел, заставило его слабо пискнуть, немедленно захлопнуть дверь и даже навалиться на нее плечом.

В кухне хозяйничала огромная, с него ростом, серая домовая мышь.

Сердце стучало где-то возле подбородка. Очки слетели с переносицы на самый кончик носа. Вениамин подпирал дверь с отчаяньем спасающегося от цунами японца. Ему казалось, что вот сейчас, немедленно, он будет опрокинут на пол и схвачен за горло хищником, который, превосходит силой и наглостью самого свирепого тигра. Да если бы он и обнаружил на своей холостяцкой кухне тигра, испуг не был бы так силен. Это ведь еще можно кое-как объяснить. Ну, сбежал из зоопарка, например. Но мышь!

Не то чтобы мыши были вовсе неизвестны Косякову. Даже наоборот. С мышами он вел давнюю и безуспешную борьбу, так как его однокомнатная квартира располагалась на первом этаже, прямо над кладовками соседей. Время от времени расплодившееся мышиное воинство предпринимало отчаянные набеги на территорию Вениамина. Тогда в ход шли мышеловки, яд, молоток и гвозди. Заколотив очередную дыру в плинтусе, Косяков облегченно вздыхал, но уже следующей ночью просыпался от треска и скрежета поддающегося под мышиными зубами дерева. Выход был один — завести кота. Но вот как раз этого Вениамин позволить себе не мог. За кошкой нужен присмотр, а Косяков не хотел себя связывать никакими обязательствами. Даже перед кошкой.

Пытаясь все же восстановить события вчерашнего вечера, Косяков вспомнил, как прямо к нему на работу в институт „Союзпромналадка" зашел приятель Бершадский. Борис Бершадский, перебивающийся на вольных хлебах и не обремененный служебным расписанием, был лыс, бородат и всегда без денег. Его еженедельные визиты на работу и домой Косяков переносил стоически. Каждый визит обходился в пятерку. Менялись времена и цены, но, здесь надо отдать должное Борису, его такса оставалась твердой. Пять рублей в неделю. Эту сумму Вениамин платил безропотно, ибо на большее не тянул из-за скудности инженерского оклада, а к тому же и понимал, что новые знакомства могут обойтись дороже.

Вчера неожиданно выяснилось, что Борис пришел не занимать, а отдавать долг и при этом немедленно предложил отправиться на поиски укромного уголка, где бы они могли тихо посидеть, подогревая разговор и дружбу незатейливыми напитками.

Успешно начавшаяся пять лет назад борьба с пьянством постепенно сходила на нет, но в городе все еще трудно было отыскать местечко со свободной продажей спиртного. Не спасали даже талоны, стыдливо именуемые „заказами", а рестораны приятелям были не по карману, так что предложение Бориса Косяков воспринял как чисто гипотетическое, но спорить не стал. И без того Вениамину было стыдно и неудобно. Стыдно перед коллегами за частые посещения Бершадского, который совершенно не соответствовал своим внешним видом серьезному государственному учреждению. Нетребовательный к одежде Борис принципиально ходил в неизменном солдатском бушлате и в туристических ботинках, для крепости зашнурованных медной проволокой. В холодные. месяцы года он напяливал треух из бывшего кролика, вытертого на сгибах настолько, что мало чем отличался от лысины хозяина.

„Итак, — муторно соображал Косяков, упираясь в дверь плечом, — мы пошли". И тут же застонал от стыда, так как прошедший вечер вспомнился во всех своих неприглядных подробностях.

Оказывается Борис Бершадский все продумал заранее. Неожиданно полученный гонорар пробудил в нем невиданную энергию, и он повлек слабо сопротивляющегося Вениамина в Дом журналиста, где в недавно открывшемся пресс-баре подавали не только кофе.

Увлекаемый темпераментным Бершадским к бару, Вениамин ругал себя за слабодушие. Идти кроме дома никуда не хотелось, но обидеть друга он не мог и покорно тащился в кильватере, укрывая ладошкой зябнущий нос. Ноябрьская поземка навылет простреливала малонаселенные улицы. Где-то на узловых магистралях остервенелая толпа штурмовала транспорт и ломала двери троллейбусов, а здесь, на малолюдных неглавных улицах, царило затишье, как в центре циклона. Начальственные „Волги", нежно урча хорошо отрегулированными моторами, проплывали изредка мимо тротуаров, унося в своих чревах утомленных директоров и генералов к домам штучной работы.

Провинциальный Дом журналистов помещался в торце ^приветливого серого здания, а вход в него тщательно маскировался от случайной публики табличкой „Редакция газеты „Сударыня". Но табличка не обманула Бершадского' ни на минуту. Он по-хозяйски распахнул дверь в темный тамбур и провел оробевшего Вениамина в крохотный закуток с четырьмя столиками. Несмотря на тесноту и удушливо табачную атмосферу в закутке было нескучно. Тихо играла музыка, молодые в основном журналисты пили кофе, раздавался смех и непринужденные восклицания. Борис незаметно указал Косякову на угловой столик, где в окружении трех не юных, но все еще начинающих писателей-фантастов сидел сам мэтр этого популярного жанра. Худощавый и как бы состоящий из одних острых коленок и локтей, мэтр назидательно тряс длинным пальцем, иногда оглаживая короткую шкиперскую бородку. Подрастерявшийся от близкого соседства знаменитостей, Вениамин начал натыкаться на стулья, но, как всегда, положение спас Бершадский.

— Сейчас мы что-нибудь выпьем, — алчно потирая руки, обратился он к Вениамину. — Как ты насчет коньячка?

Но коньячка не оказалось. Кудрявый, как ангел, и черный, как бес, бармен сразу отрезвил друзей, сказав, что из крепких напитков имеется лишь водка, но и та подается в коктейлях с шампанским.

— Ну, хорошо, — сдался через десять минут Борис, убедившись, что взывать к состраданию бармена бесполезно. — Налей нам по сто и давай бутылку шампанского. Мы сами разбавим.

— Не положено, — уклонился от предложения ангел-бес и. насмешливо скользнув по Косякову и Бершадскому влажным взглядом, влил в высокий стакан сто водки и разбавил шампанским.

— Черт с ним! — ругался Бершадский, когда они с Вениамином уединились за освободившимся столиком. — Мы свое возьмем.

И они взяли.

После первого стакана Вениамин почувствовал радостное и легкое освобождение от суеты и несправедливости жизни и начал поглядывать вокруг с пробудившимся интересом. Когда они допивали по второму коктейлю, зал посетили знакомые Борису дамы. Одна из них была старше Вениамина лет на десять, но все еще выглядела весьма привлекательно. Ее подруга вполне могла оказаться ученицей Косякова несколько лет назад... Скоро дамы перебрались за столик друзей, Бершадский взял еще бутылку шампанского и...

Далее все покрывал флер неизвестности. Друзья выпивали сами и угощали дам, потом