журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г. - Владислав Крапивин

Косяков пулей вылетел в прихожую и сорвал свою искусственную шубу с вешалки. На ходу заматывая шарф, он выскочил на лестничную площадку и со злостью захлопнул дверь.

Сразу около двери он обнаружил соседского кота Барсика, возбужденно принюхивающегося к запахам, несущимся из квартиры. Пнув ни в чем не повинное животное, Вениамин помчался к остановке по оживленному в преддверии рабочего дня микрорайону.

Серая типовая пятиэтажка, в которой Косяков обитал последние три года, располагалась в отдаленном жилом массиве, любовно именуемом в любом городе рабочей окраиной. Район ТЭЦ-5 всегда считался дырой, но к тому же здесь еще построили и здание пединститута, и теперь будущая интеллигенция составляла крепкую конкуренцию работягам в общественном транспорте, создавая предпосылки социальной напряженности. До центра отсюда можно добраться только обозами, как некогда добирались мужики из Архангельска в Москву. Каждый „обоз“ состоял из трех-четырех автобусов, иначе они не ходили. Если повезет, то счастливчик успевал втиснуться в один из них, если нет — то надо ждать другого „обоза“. А интервалы между движением достигали иногда часа.

Еще подбегая к остановке, Вениамин убедился, что на свой „обоз“ он опоздал. Около сваренной из заледеневших на ноябрьском ветру металлических листов будочки (из таких обычно делают гаражи) стояло всего три человека. Они с тоской смотрели на удаляющие огни последнего автобуса, неторопливо уплывающего в сторону цивилизации.

— Не повезло, черт! — выругался Косяков и стал привычно пританцовывать. Опыт подсказывал, что ждать придется долго и накопленное за ночь тепло надо сохранять.

Раньше Косяков жил в центре города, но после второго развода при размене удалось отыскать жилплощадь только здесь. И то, как уверяли его знакомые, повезло. Все-таки отдельная квартира, а не коммуналка, как обычно. Все три года Косяков маялся и мечтал обменяться хоть чуть поближе к месту работы, но попытки оказались тщетными. Со временем Вениамин смирился с неудобствами и они стали как бы составными частями его жизни. В обычные дни он их научился просто не замечать, но сегодняшний день никак нельзя отнести к разряду обычных, у Косякова обострились все чувства, поэтому, топчась по мерзлой земле, он непрестанно ворчал и чертыхался. Поняв через двадцать минут, что опоздания на работу не избежать, Вениамин пошел звонить по телефону-автомату, чем чуть все не испортил. Пока он набирал номер негнущимся пальцем, к остановке подкатил автобус. Не успев сказать в трубку ничего, несмотря на призывные „алло“, Косяков, как спринтер, рванул от автомата к остановке, но только получил по рукам закрывающимися дверями. В тот момент, когда он уже решил, что жизнь кончена и сопротивление року бесполезно, подошел второй автобус — в него-то Косяков заскочил одним из первых.

На вахте дежурили упраздненные решением правительства, но стойко выжившие народные контролеры. Косяков хотел уже юркнуть обратно на улицу, но его заметили и призвали для опознания и занесения в протокол. Сколько раз начальница отдела Инга Валентиновна повторяла Косякову, что лучше опоздание на час или два, чем на двадцать минут — обычно после непродолжительного дежурства контролеры мирно шли по отделам пить чай, и можно было безбоязненно являться на службу, избежав отметки о нарушении трудовой дисциплины. На сей раз не повезло. Ликующая заместитель начальника отдела кадров Юлия Антоновна, с вечно змеящейся на тонких губах улыбкой штатного инквизитора, торжественно занесла фамилию Косякова в кондуит и ласково проводила его через вертушку.

„Разборок не избежать", — подумал Вениамин, представив, что скажут ему в отделе.

Отдел, в котором работал Вениамин, был сугубо женским, и это жизни не упрощало, скорее наоборот. Косяков, даже став старшим инженером, в своей работе понимал не больше, чем в первый день прихода в институт. Когда-то его принимали для редакторской обработки аннотаций к научным трудам сотрудников, но до этого дело так и не дошло, и теперь Вениамина посылали курьером, когда требовалось отнести срочную бумагу, заставляли печатать на машинке непонятные технические тексты и отправляли за десять минут до звонка на обед занимать очередь в столовой.

Для сотрудниц он скоро стал своим в доску, и если в его присутствии еще не примеривали различные детали интимного дамского туалета, то только потому, что при первом вопле восторга, возвещавшем о появлении очередной обновки, он безропотно поднимался и отправлялся на перекур.

Инга Валентиновна, непосредственный начальник Вениамина, относилась к своему подчиненному в зависимости от непостижимого женского характера по-разному. Вступив в знойный период послебальзаковского возраста, полная и одышливая Инга Валентиновна главным своим достоинством считала пышность фигуры и всячески поддерживала форму, безостановочно поглощая сдобу. Когда, надев атласное платье, пикантно облегающее ее выпуклости, мерцая и переливаясь в этом одеянии, Инга Валентиновна появлялась в институте, больше всего она напоминала морского котика на лежбище.

Иногда начальница была приветлива и внимательна, подолгу расспрашивала Косякова об очередной книжной новинке — Вениамин был заядлым книголюбом, иногда — насмешлива и высокомерна, чем ввергала подчиненного в основательную растерянность. Две незамужние сотрудницы отдела — Олечка и Тамарочка, примерно одного возраста с Вениамином, также не давали ему расслабиться ни на минуту. Одним словом, жизнь Вениамина Никитича Косякова была трудна и запутана.

Коллеги встретили появление Косякова в общей комнате дружным молчанием. Некоторое время Косяков посидел за столом, беспокойно барабаня пальцами по полированной столешнице, — делать было абсолютно нечего, но кроме вины за безделье томило предчувствие неприятного разговора, неизбежного из-за опоздания и странного внешнего вида. О том, что под его глазами красуются весьма заметные синяки, Косяков не забывал ни на минуту, ловя осторожные взгляды сотрудниц.

Первой нарушила затянувшуюся паузу начальница. Инга Валентиновна внимательно осмотрела Вениамина и сухо осведомилась о его здоровье. Косяков сглотнул слюну и бойко начал врать. Версия о недостаточном освещении в подъезде и вследствии этого неосторожном ударе лбом о косяк собственной двери была встречена вежливым недоумением.

— Косяков ударился о косяк, — глупо скаламбурила смуглянка Тамарочка и верноподданически хихикнула. Но ее никто не поддержал.

— Но все же, Вениамин Никитич — Инга Валентиновна откинулась на спинку положенного ей по рангу кресла, — вы, надеюсь, понимаете, что являться в таком виде на работу не совсем прилично. Я знаю, у мужчин могут быть встречи с друзьями, — в этом месте Инга Валентиновна укоризненно вздохнула, — но всему есть мера.

— Инга Валентиновна, — Косяков умоляюще приложил руки к груди. — Честное слово, об косяк.

— И все-таки, — брезгливо продолжила начальница, — вид у вас не совсем здоровый. Этот ваш Бершадский плохо на вас влияет. Надо уметь выбирать друзей, Вениамин