журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г. - Владислав Крапивин

— Короче, — мышь наконец остановилась и прислонилась к пеналу с посудой, — я буду у тебя жить. Ты как, не против?

— Не против, — пролепетал Косяков и опустил голову, лишь бы не смотреть мыши прямо в глаза. — Только как же...

— Еще бы ты был против, — мышь самодовольно ухмыльнулась и опустила лапу на плечо Косякова.

Вениамин брезгливо вздрогнул, но стиснул зубы и сдержал желание сбросить мерзкую лапу.

— Но только давай договоримся сразу. Без глупостей. — Мышь отошла от Косякова и снова села на стул. — Конечно, ты многое для меня сделал, но глупостей не потерплю.

— Сделал для... вас? — Вениамин неуверенно улыбнулся и поднял голову.

— Для меня, для меня, — хамовато подтвердила мышь. — Это ведь ты за мной с веником гонялся да отравой кормил.

Вениамин изумленно вскинул брови. Да разве стал бы он гоняться с веником за мышью величиной с тигра. Что он, самоубийца?

— Э, да ты я вижу ничего не понял. Ты думаешь, я всегда такой была? Нет, это ты мне помог. Ну, и естественный отбор, конечно.

— Отбор?

— Ты, может, скажешь и Дарвина не читал? — издевательски воскликнула мышь. — Вон же у тебя на полке стоит — „Путешествие на корабле „Бигл“. Для красоты что ли держишь? Может, и биологию в школе не проходил?

— Проходил, — сознался Косяков, и вдруг до него окончательно дошел смысл происходящего. Нет, не то, о чем рассуждала тут мышь, вконец добило Косякова, а унижение от происходящего. Вот он, хозяин, сидит на собственной кухне и заискивающе поддакивает какой-то твари, вылезшей из подвала и расположившейся в его квартире, как в своей норе. А он, человек, венец творения, трусливо поддакивает и порет чушь вместо того, чтобы решительно. ..

Вениамин воровато огляделся в поисках подходящего предмета, и тут его взгляд упал на гвоздодер.

„Убью! — отважно подумал Вениамин. — Сейчас схвачу гвоздодер, трахну по башке — и кошмару конец!"

Из щели в полу тянуло сквозняком. Косяков заерзал на стуле, наклонился, как будто собрался поправить тапочек и скользнул рукой по половицам. Пальцы нащупали холодный металл. Вениамин крепко сжал орудие убийства. Вот сейчас, сейчас он распрямится... И тут он почувствовал, как-то даже обреченно почувствовал, что покушение не удастся: прямо над ним стояла мышь и держала в лапе пустую бутылку из-под молока. Как она подобралась к Вениамину, он так и не понял. Но, увидев отвратительную хищную морду с топорщащимися усами перед своим лицом, он жалобно заверещал, как попавший в силок заяц, и инстинктивно дернулся. В следующее мгновение бутылка опустилась на его макушку, из глаз брызнули черные звезды, и Косяков провалился в яму небытия.

Электрический будильник, как ему и полагалось, затрещал ровно в половине восьмого. Нудный однотонный треск, длящийся до тех пор, пока не нажмешь на вечно ускользающую из-под пальцев кнопку, раздражал неимоверно. Косякову не хотелось просыпаться, стучало в висках, и ныл затылок. Еще не совсем проснувшись, он вспомнил привидевшийся во сне кошмар и враз покрылся холодным потом. Чего не приснится с перепоя. Из-за этого Бершадского одни неприятности. Вениамин зашарил по журнальному столику и с удовольствием, как клопа, придавил скользкую кнопку. Будильник замолчал.

Некоторое время Косяков лежал неподвижно, собираясь с силами перед неотступным рабочим днем. Надо вставать, умываться и вообще скорее покидать квартиру (времени до начала службы в обрез), но сил не было, равно как и желания начинать новый бег по кругу, гордо именуемому жизнью.

Невозможно не сказать здесь о тех отношениях, что сложились у Вениамина Косякова с институтским коллективом. Хотя в его трудовой книжке и имелась запись, что он является инженером отдела информаций, никаким инженером он на самом деле не был. Окончив педагогический институт и сняв с нивы народного просвещения небогатый урожай в деревне, Вениамин вернулся в город твердо уверенный лишь в одном — ноги его в школе больше не будет. Филологическое образование весьма ограничивало поле деятельности, и, помыкавшись с полгода и насмотревшись на бывших сокурсников, пристроившихся кто в многотиражку, кто в домоуправление, Вениамин нашел, наконец, тихую пристань в „Союзпромналадке“, куда его взяли по дружеской протекции начальника отдела кадров, который в свою очередь был чем-то обязан первому тестю Косякова. В этом институте Вениамин благополучно пережил время застоя, годичное усиление борьбы за производственную дисциплину в бытность Андропова, оцепенение и апатию правления Черненко, а также антиалкогольный указ 1985 года. Кроме того он успел за это время дважды развестись и получить повышение по службе. Из простого инженера стал старшим, что дало ему прибавку в жаловании на тридцать рублей. Надо заметить, что если последствий первого развода Косяков как бы и не заметил, то после второго все значительно изменилось. От этого брака остался ребенок — сын Алешка, а, значит, и алименты. А кроме того, годы, годы...

На некогда каштановой макушке Вениамина Никитича Косякова образовалась устойчивая проплешина. Постоянное одиночество наложило унылую печать на сухое интеллигентное лицо, расчертив его морщинами, а водянисто-голубые глаза из-за золоченой оправы очков смотрели на мир устало и печально. Короче, в свои тридцать пять лет Вениамин выглядел на все сорок, и это не прибавляло оптимизма.

Пытаясь избавиться от грустных мыслей, Вениамин провел рукой по лбу и натолкнулся на почти высохшее махровое полотенце. Это что же, он еще и компресс себе делал?

Смахнув полотенце вялым движением на пол, Косяков откинул одеяло и спустил с дивана ноги. Если бы он наступил на оголенные провода, то и тогда вряд ли бы заорал так истошно — его ступни коснулись чего-то мягкого, ворсистого и несомненно живого. Опомнился Вениамин стоящим на диване и сжимающим пижаму у самого горла, а снизу, с коврика, на него смотрела громадная серая мышь. Морда мыши выражала явное неудовольствие, и Косяков вдруг отчетливо понял, что ночной кошмар имеет место быть на самом деле.

— Ну, че орешь? — брюзгливо спросила мышь и потянулась. — До чего нервные мужчины пошли, — пожаловалась она неизвестно кому. — Ну ладно, женщины. Они все время вопят. Но ты-то, — укоризненно обратилась она к Вениамину, продолжавшему стоять на диване в позе княжны Таракановой, застигнутой наводнением.

Но Косяков лишь по-рыбьи открывал и закрывал рот. Ни одного звука после истошного вопля он так и не сумел выдавить из