Пересмешник на рассвете. Книга 1 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

– Забудь, – сказал Этьен.

– Что? – Сесиль вздрогнула.

– Забудь. Ты сказала, что это в прошлом? Вот и все. Не жалей – все отплачено, выметено, забыто. Мне наплевать на прошлое. Все начинается сегодня, с нуля, с тобой…[16]

Сесиль всхлипнула, а затем бросилась к нему, повисла на шее, прижимаясь так крепко, как только могла. Руки Этьена сомкнулись у нее за спиной. Они осыпали друг друга поцелуями, и каждое касание губ отзывалось в ее сердце как выстрел. Разрывная пуля в уродливую тень ее Прошлого – без жалости и без промаха. Потом их губы сомкнулись, и вселенная остановилась. Время смущенно отвернулось и прошло мимо.

Минула вечность. Звезды на небе умерли и родились заново.

– А знаешь, что самое смешное? – сказал Этьен, отстраняясь и тяжело переводя дыхание. – Мать послала меня за артишоками! То-то она удивится!

– Но я не похожа на артишок! – улыбнулась Сесиль.

– Это тебе в плюс, – сказал Этьен. – Терпеть не могу артишоки. Но, боюсь, сегодня мы останемся без ужина.

Сесиль прижалась щекой к его щеке.

– Обещаю, – горячо зашептала она, – этой ночью ты об ужине и не вспомнишь. Я все компенсирую.

– Что ты…

– Тс-с! – Она прижала палец к его губам. – Это сюрприз.

До дома Этьена они добрались минут через двадцать, дважды останавливаясь по дороге. К тому моменту губы у Этьена потемнели от поцелуев, и Сесиль подозревала, что и у нее тоже. Она продолжала чувствовать его, даже когда он отстранялся.

– Ну, вот мы и дома. – Этьен дважды нажал на кнопку электрического звонка.

Дверь распахнулась сразу же, не успел он убрать руку. На пороге стояла невысокая хрупкая женщина в мешковатом черном платье. Седые волосы были собраны в тугой пучок. Сесиль напугало ее лицо: худое, кожа бледная и тонкая, будто пергамент, и черные синяки под глазами.

– Ты? – Женщина вытаращилась на Этьена, будто перед ней явилось привидение. – Ты пришел… Живой…

Сесиль стало не по себе, когда она сообразила, что женщина стояла под дверью уже очень и очень давно. Стояла и ждала. Понял это и Этьен.

– Мам, извини, я немного…

– Ты где был?! Я послала тебя в лавку – это два шага! Да я все глаза…

– Извини, – с нажимом повторил Этьен. Он потянул Сесиль за руку, вынуждая ее подойти ближе. Зря он так, она бы предпочла переждать бурю за его спиной. – Просто так вышло. Знакомься, это Сесиль. Она будет…

Женщина обернулась и посмотрела на девушку. И Сесиль попятилась. Никогда прежде она не видела столько ненависти во взгляде. Казалось, мать Этьена прямо сейчас бросится на нее, выцарапает глаза и придушит прямо на пороге своего дома. К такому Сесиль оказалась не готова.

– Я послала тебя за артишоками, а ты шатался по шлюхам? – Голос матери Этьена сорвался на визг. – Да как ты мог?

– Нет! Мама… Это Сесиль, я люблю ее, и она будет жить с нами.

– Это приличный дом! – заорала женщина. – И я не позволю тебе водить сюда проституток!

– Она не…

Этьен сбился. Впрочем, мать его не слышала, не слушала и не хотела слушать. Она двинулась навстречу Сесиль, скалясь так, будто была готова зубами вцепиться ей в горло.

– Пошла вон, шалава!

Сесиль даже не почувствовала пощечины. Только по движению руки женщины поняла, что она была. Девушка отпустила руку Этьена. Не сказала ни слова. Прошлое – уродливая хохочущая гиена – настигло ее и впилось зубами в сердце. Проститутка, шлюха, шалава… Неужели она и в самом деле думала, что сможет от всего этого сбежать?

– Сесиль…

Этьен шагнул к ней, но мать схватила его за рукав и дернула так, что он упал. Сесиль попятилась. Шаг, другой… И что-то внутри нее сломалось. Развернувшись, она бросилась бежать.

– Чтобы я твою блядскую рожу больше здесь не видела! Никогда, слышишь? Не смей приближаться к моему мальчику!

Крик матери Этьена звенел у нее в ушах. Сесиль бежала, не оборачиваясь и не разбирая дороги. Слезы застилали глаза. Она видела только влажные камни мостовой, мелькающие под ногами. Свет фонарей расплывался по ним радужными разводами. Эти разноцветные пятна окружили ее, завертелись вокруг. Мир разлетался цветными осколками, оставляя после себя бездонную черную пропасть. И Сесиль падала в нее, точно зная, что обратной дороги нет и не будет. Это был сон, и, как всякий сон, он растаял слишком быстро. Пришла пора проснуться.

Когда она очнулась, то поняла, что стоит на пороге «Курятника». Каким-то образом ноги сами принесли ее сюда. Из этого лабиринта не было и не могло быть выхода.

– Давненько не виделись.

Мадлен открыла перед ней дверь. Не спросила ничего и ничему не удивилась. Будто она с самого начала знала, чем все кончится, и все это время ждала, когда же случится неизбежное. Сесиль не смела взглянуть ей в глаза. Боялась увидеть в них самодовольное сочувствие: ну а что я тебе говорила? Этого бы Сесиль не выдержала и разревелась бы на пороге борделя. Тогда бы Мадлен с чистой совестью бросилась ее утешать, а пока же только злилась, что ей не предоставили такой возможности. Нет ничего приятнее, чем посочувствовать чужому горю, радуясь, что оно приключилось не с тобой.

Мадлен выпустила в ночное небо струйку сигаретного дыма. Запах табака был приторно-сладкий, с привкусом гвоздики. Дорогие сигареты; похоже, дела у нее шли неплохо. Не иначе как завелся постоянный клиент, из богатеньких.

– Пока глухо, – сказала она. – Но, может, позже какой клиент и подтянется.

Глава 49

– Итак, детки, слушайте мою сказку. – Солдат выходит на середину арены и раскланивается. – Слушайте внимательно и не говорите потом, что вас не предупреждали…

Он подносит трубу к нарисованным губам и играет начало военного марша. Медная музыка взлетает под купол циркового шатра и затихает среди паутины натянутых канатов и качающихся трапеций. Из темноты зрительного зала доносятся аплодисменты и крики «Браво!». Ненастоящие – фоном этим звукам служит громкое шипение, треск и скрежет. Будто это запись на исцарапанной граммофонной пластинке или передача по радио на сбивающейся волне. Следом за аплодисментами звучит глухой стук и вместе с ним – мерзкое хихиканье. А вот эти звуки уже настоящие; от них у Дафны мороз по коже.

Она сидит во втором ряду, вцепившись в руку Лисбет. Их пальцы переплелись, липкий пот крепко-накрепко склеил ладошки. Захочешь, а не отпустишь. Девочки не хлопают, не хлопают остальные дети, сидящие рядом. Всего их шестеро, всем им страшно. Настолько, что Дафна чувствует этот страх физически – будто кто-то тяжелый