Светоч Йотунхейма - Елизавета Алексеевна Дворецкая

Прядь 55

К вечеру сгустился туман, лесистые горы за Тюрифьордом и само озеро совершенно скрылись с глаз. Рагнхильд вышла за ворота, огляделась: усадьбу окружало сплошное серое Ничто, словно она стояла посреди Нифльхейма – мира холода и мрака. С тревогой подумала об отце: как ни хорошо он знает окрестности, в таком мареве немудрено заблудиться по пути с Ольховой горы. Если до сумерек Сигурд не вернется, нужно будет зажечь костер на высоком пригорке перед усадьбой, а то и послать людей с факелами и рогами, чтобы огнем и гудением указывали путь. Лишь бы сами не потерялись.

Вернувшись в дом, Рагнхильд села к очагу и некоторое время спокойно шила, как вдруг со двора долетел истошный женский крик – такой, как если бы кричавшая увидела перед собой толпу опасных мертвецов. Рагнхильд подняла голову от шитья и нашла глазами брата.

– Гутхорм, поди узнай, что там такое.

Не хотелось бы, чтобы какая-то неприятность случилась, пока они с Гутхормом тут хозяйничают вдвоем, с беспокойством подумала Рагнхильд. Брат послушно встал – и самому было любопытно, – но еще пока он шел к двери, крики мужских и женских голосов стали множиться, в них зазвучали изумление и страх. Значит, не просто Альдис увидела крысу, дело посерьезнее. Схватив накидку, Рагнхильд побежала за Гутхормом, и во двор они вышли вместе.

– Собаки, собаки!

– Ты гляди!

– Фу, какая гадость!

– Ой, пустите, меня сейчас вывернет!

– А ну разойдись! – закричал Гутхорм на толпу челяди у ворот. – Дайте пройти.

Люди расступились, Рагнхильд увидела обеих отцовских собак. Сначала обрадовалась: раз собаки здесь, значит, они привели и Сигурда. Но отца рядом не было, и Рагнхильд удивилась. Бейнир и Бера не зря славились умом – они не могли потерять хозяина или просто убежать от него. Подойдя еще ближе, Рагнхильд заметила, что на шеях у обоих болтаются куски перегрызенных ремней – это уже не имело объяснений. Кто и зачем их привязывал?

– Бейнир! Бера! Почему вы здесь одни, собачки? Где конунг?

Рагнхильд сделала еще шаг, протягивая руки к собакам. Стейнольв схватил ее за плечо, пытаясь не пустить дальше, но она уже увидела, что лежит перед ними на земле, – и вскрикнула, как если бы наткнулась на змею.

Это было кое-что похуже любой змеи. Человеческая рука. Рука без тела, отрубленная почти по локоть. Смуглая, загрубелая, одетая в обрывок рукава из толстого шерстяного полотна, она казалась неким опасным существом, которому для передвижения служат пальцы. А на другом конце – окровавленная пасть.

– Но это… – Схватившись за горло, Рагнхильд сглотнула, чтобы отогнать тошноту, а заодно и первую пришедшую мысль. – Это ведь не отца рука? Нет? Совсем не похоже! И рукав не его!

– Нет. – Гутхорм, тоже бледный, нервно сглатывал. – Это не отца. Совсем не его. Но где… где он сам?

Рагнхильд взглянула на открытые ворота, ожидая увидеть там отца, который следует за своими собаками и сейчас объяснит им… Но вместо этого увидела, как из тумана появляется целая толпа незнакомых мужчин. В грязной одежде, неряшливого вида, они шли уверенным быстрым шагом, прикрываясь щитами, многие – со шлемами на голове, и у каждого было наготове копье или боевой топор. Лица их ужаснули ее – свирепые, жестокие, они без слов обещали, что на любезное обращение тут рассчитывать не придется. Это казалось ужасным видением – кто это и с кем собрался воевать в мирной области Хрингарики?

Заслышав шум, люди во дворе обернулись и откатились от ворот, побежали прочь, как от внезапной волны – никто еще ничего не понял, но все испугались.

– Руки! Не двигаться!

Поток чужаков не прекращался, их делалось все больше. Живо они рассыпались по двору, встали у каждой двери. У груди каждого из здешних мужчин вдруг оказался клинок. Женщины подняли крик, но на них никто не обращал внимания. Полтора десятка Сигурдовых хирдманов, постоянно живших при нем, были частью в доме, частью во дворе, но все – безоружные. Оружейная кладовая, запертая на замок, находилась в доме; быстрее сообразившие кинулись туда, но там уже стояли вооруженные чужаки – будто знали, что именно нужно занять первым делом. У двери завязалась короткая схватка, хирдманы были частью отброшены, кое-кто ранен, а кто-то убит. И вот тогда, когда упало первое тело и на землю брызнула кровь, до всех дошло – это не видение, в Хьёрхейм заявились самые настоящие убийцы.

Но кто их привел? У Сигурда Оленя не было настолько могущественных врагов. Рагнхильд мельком подумала о Хальвдане Черном – это он все последние двенадцать лет врывался в чужие владения, чтобы сделать их своими. Его ждали здесь весной, когда отец даже выходил с войском ему навстречу. Тогда все обошлось из-за смерти Хальвданова сына, а теперь… Теперь он вдруг вернулся, пока его никто не ждал? И когда Сигурда даже нет дома!

Все это молнией пронеслось в голове Рагнхильд, а усадьба уже оказалась захвачена без боя. Она окинула толпу взглядом, ожидая найти знаменитый черный шлем, из-под котрого виднеется черная борода, но увидела лишь бегущие к ней разбойничьи рожи. Рагнхильд отшатнулась; Гутхорм бросился вперед, пытаясь ее закрыть, и тут же на его незащищенную голову обрушился удар обухом топора.

Тут и Рагнхильд опомнилась настолько, чтобы закричать. Она упала на колени рядом с Гутхормом и торопливо ощупала его голову – из-под светлых волос по ее пальцам потекла горячая кровь. Она вскинула лицо – и наткнулась взглядом на знакомый облик.

– Х-хаки… – Она произнесла его имя так, будто пыталась выдавить из горла что-то застрявшее там.

Глаза и мысли разбегались. Хаки – здесь? Почему здесь? Он пришел с этими разбойниками?

Хаки был какой-то не такой – и дело не в изможденном лице с ужасными кругами под глазами и не в грязной одежде. Он был… в нем чего-то не хватало. И наконец она сообразила: его правая рука… кончается у локтя. Дальше ничего нет – ни предплечья, ни кисти, только повязка с проступившими кровавыми пятнами.

– Вот она! – непонятно сказал Хаки.

Взгляд его соскользнул с лица изумленной Рагнхильд на что-то рядом на земле. Она глянула туда – и обнаружила забытую руку, которую принесли собаки. У Хаки перевязанный обрубок руки – на земле рука без тела… Рагнхильд сглотнула изо всех сил, чувствуя, что сейчас ее стошнит от потрясения и ужаса этого