Светоч Йотунхейма - Елизавета Алексеевна Дворецкая

за лучшее исполнить: пока ее признаю́т женой Хаки, никто другой ее не тронет. Двор и ворота чужаки держали под охраной, выйти из усадьбы никто без их позволения не мог, но по двору Рагнхильд ходила свободно. Она побывала в хлеву, где служанки, тоже выпущенные для готовки еды, доили коз, взяла горшок свежего молока и понесла в дом. Однако не все оно предназначалось для подкрепления сил Хаки. Войдя в холодные сени, Рагнхильд быстро плеснула молоком на порог и взмолилась:

– Матушка Идис! Если ты слышишь меня, помоги! Моя мать умерла, мой отец убит, мой брат тяжело ранен! Это все Хаки, проклятый тролленыш! Я совсем одна, я не хочу за него выходить…

– Что ты там бормочешь? – К ней шагнул оказавшийся в сенях какой-то из чужаков, и вид у него был самый злобный. – Разливаешь молоко? Творишь чары?

Рагнхильд гневно взглянула на него:

– Я поскользнулась! А это молоко для вашего вождя, отойди с дороги!

На ходу она оглянулась на порог: в темноте было плохо видно, но показалось, что молоко уже исчезло. Очень хорошо Рагнхильд знала, что будет дальше. «Бульк! – скажет какая-то из чаш на длинной полке в беспредельном доме, Торхильд или Сванхвит. – Козье молоко от Рагнхильд из Хрингарики! Просит защиты от злодеев, захвативших ее дом!» И что прокричит в ответ Матушка Идис?

Однако даже если ее благосклонность к Рагнхильд неизменна, чем здесь помогут ее молчаливые дочери-дисы?

Брат, к ее радости, тоже пришел в себя, но только стонал, не открывая глаз, от ужасной головной боли и морщился от тошноты. К счастью, кое-какие запасы сушеных целебных трав, сделанные Тюррни, хранились в спальном чулане, и Рагнхильд сделала отвар ивовой коры. Правда, его пришлось разделить между Гутхормом и Хаки, однако Рагнхильд утешалась тем, что раны Хаки куда тяжелее. Разбитая голова заживет, а вот новая рука у Хаки не вырастет.

Или вырастет? Он же наполовину йотун!

Торстейн, опытный в этих делах, перевязал раны Хаки, и после полудня тот настолько оправился, что приказал готовиться к отъезду.

– Думаешь, что завтра сможешь сесть в седло? – Торстейн недоверчиво хмыкнул. – Удержишь поводья одной рукой?

– Не смогу – поеду в повозке. У них должна быть повозка.

– Да, видел такую в клети. – Торстейн почесал в дремучей бороде и снова хмыкнул. – А не позор ли тебе, конунг, ездить в повозке, как бабы?

Рагнхильд отвернулась, прижав пальцы ко рту: этого выползка именуют конунгом, а он принимает это как должное!

– Много бы ты понимал! Не слышал ты, что сам Фрейр из своего святилища выезжает в повозке? Нет? А потому что дикий ты, как лесной вепрь! А я – потомок Фрейра, мне тоже можно так. Подбери лошадей, если вы еще не всех сожрали. Нам все равно понадобится повозка, чтобы везти королеву.

Какую еще королеву, не поняла Рагнхильд.

– Оно да, – почесывая в бороде, согласился Торстейн, и поглядел на нее. – Да там пожитки всякие…

Отъезд был назначен на утро, а к вечеру у Хаки вновь поднялся жар. Он впал в забытье, к облегчению Рагнхильд. Будь он хоть немного здоров, она предпочла бы спать на полу, но не делить с ним лежанку. Все здесь знали: охваченный страстью во сне, Хаки может наброситься на того, кто окажется рядом, будь то другой мужчина или даже баран! А потом оправдываться, что это, мол, была овца…

К утру жар отпустил Хаки, он был довольно слаб, но духом бодр. Его подняли, но он вышел во двор сам, опираясь здоровой рукой на Кефли Хвоща. Повозка на больших деревянных колесах уже была наполнена пожитками Рагнхильд, здесь же стоял запертый ларь из спального чулана, где хранилось серебро и прочие сокровища Сигурда. Хаки уложили на запасы дорогих мехов и свернутых ковров, рядом с ним устроили Гутхорма. Его Хаки тоже приказал взять с собой, не желая оставлять парня на свободе. Рагнхильд и жалела об этом, и радовалась, что может сама ухаживать за братом.

Наконец тронулись, оставив позади разоренную усадьбу. На берегу Тюрифьорда, у каменных плит ждали два корабля. Часть людей осталась, чтобы перегнать скот по берегу, а большинство, с Хаки, пленниками и прочей добычей, погрузились на корабли и отплыли, и держа путь на север. У Рагнхильд было чувство, что она скована дурным сном, и никак из него не выпутаться. Нельзя было так сразу принять, что ее отца нет в живых, родной дом разорен и покинут, сама она утратила свободу, что доля ее отныне – горе и унижение. Казалось, вот-вот это кончится, что настоящая ее жизнь вот-вот их догонит и вернет все как прежде.

Но два корабля все плыли, знакомые горы уходили назад, и чем больше холодной серой воды отделяло Рагнхильд от родного причала, тем сильнее ею овладевало чувство, что все это – непоправимая правда. Из Тюрифьорда вышли в большую реку, которая так и называлась – Сторэльва. На веслах корабли поднимались по ней до устья Рандсельвы, перешли в нее, пересекли невидимую границу фюльков и подошли к другому озеру, узкому и очень длинному, под названием Раннсфьорд – оно находилось уже в Хадаланде. У озера устроили стан: развели несколько костров, повесили котлы, разделали прихваченного в дорогу барана, стали варить мясо. Поев, пустились дальше по Раннсфьорду, мимо гор на обоих берегах, таких же пологих, поросших хвойным лесом. Подняв паруса, плыли до сумерек. На ветру Рагнхильд замерзла до дрожи и даже думала, что если так дальше пойдет, она простудится и умрет, не доставив Хаки удовольствия воспользоваться его удачей. Похоже, и Хаки это понимал, поскольку приказал причалить неподалеку от большого хутора. Все его воинство там поместиться не могло, но самого Хаки и Гутхорма перенесли в хозяйский дом, а Рагнхильд провели в женский покой. Там она наконец отогрелась и заснула крепким сном, совершенно измученная, среди каких-то незнакомых женщин, никого из них не замечая. Тянуло заплакать от горя, тоски и безнадежности, но на слезы не было сил, и она жаждала кануть в бездну беспамятства – навсегда.

Настало утро, она проснулась, но увидела вокруг все тот же опостылевший унизительный сон. Почти весь этот день плыли по Раннсфьорду, а к вечеру прибыли в те края, которые Хаки считал своими родными. Там, у северной оконечности бесконечного, как Рагнхильд казалось, Раннсфьорда, находилась усадьба Поющий Ручей, где и сейчас жил старый Вестейн бонд.

Дружина выгрузилась из кораблей. Хаки был слаб, Гутхорм не стоял на ногах, и Торстейн велел взять на ближнем хуторе повозку для снопов. Лошадей не нашли – хозяева с