Опасные видения - Коллектив авторов

заглянул через ворота в атриум, увидел бассейн. Из этого положения он больше ничего не видел, но помнил, что у большинства кукольных домиков крыша открывается на петельках, чтобы увидеть сверху интерьер. Он пошарил вдоль стороны модельки в поисках щеколды. На секунду ему померещился какой-то шорох внутри. Он резко отдернул руку, чуть не опрокинув весь домик на пол.

– Не трогай, – внезапно и строго сказал Джон Уорделл. – Не смотри на сивиллу, она этого не любит. Не делай этого ни за что на свете.

– Вы хотите сказать, внутри что-то есть?

– Мне и незачем говорить, ты сам все прекрасно слышал. Но никогда его не открывай.

– Тогда как это работает? – спросил Элиот, решив потрафить старику.

– Видишь пустой бассейн за атриумом? Так вот, записываешь свой вопрос на бумажке, складываешь и помещаешь в бассейн. Наливаешь мисочку молока с медом и ставишь у ворот. Потом уходишь, а на следующее утро забираешь бумажку. На ней будет ответ.

– А быстрее нельзя?

– Бывает, что можно, но я бы не рекомендовал. Это все портит.

– А можете показать прямо сейчас? Покажите.

Джон Уорделл пожал плечами. Потом отправился на кухню с сушеным лавровым листом. Поднес к нему спичку, пока тот не начал благоухать. Затем сунул в кукольный домик, глядя, как тот окуривается ароматным дымком.

– А теперь, – сказал он, – то, что хочешь знать. Что угодно. Пиши скорей.

Элиот оторвал клочок бумаги и написал: «Кто победит в Мировой серии?» Затем сложил и положил в пустой бассейн.

– Хорошо, – сказал Джон Уорделл, – теперь уйдем. Прихвати бутылку.

Когда они вернулись спустя полчаса, резкий запах лаврового листа уже улетучился. Уорделл наклонился и запустил руку в кукольный домик. Достал он ее уже со сложенной бумажкой, которую и передал Элиоту.

Тот развернул ее и быстро прочитал. Потом перечитал медленнее.

– «Fringillidae sunt», – произнес он вслух. – Это что еще за чушь?

– Второе слово простое, – ответил Джон Уорделл. – Это значит «являются», «есть». А вот Fringillidae – погоди-ка минутку.

Он достал с полки третий том из двадцатитомного классического словаря, полистал пару минут, потом покачал головой:

– Новое для меня слово. Никогда не видел.

– Тогда какой от этого толк?

– Мне надо было предупредить, что сивилла знает несколько языков и склонна к расплывчатости. Ну, сам знаешь: «Если царь Крез пересечет реку Галис, великая империя падет», – а вот какая? Что ж, как выяснилось, его собственная. Он просто неправильно понял.

– За меня не волнуйтесь, я уж как-нибудь разберусь.

– Ну, в таком случае тебе бояться нечего.

В голосе дяди Джона сквозила неприятная насмешка, словно он знал об Элиоте что-то очень нехорошее, на что стоило бы обратить внимание ему самому, – то, что Элиоту надо было бы стоит обуздать, имей он достаточно чуткости, чтобы это заметить, или чести, чтобы этого постыдиться.

Но тут Элиот тряхнул головой. Это все не больше чем последняя стадия маразма. Ему тут нужны деньги, спасательный круг, крюк, чтобы зацепиться на горе, с которой он кувыркается, а этот чокнутый и вредный старик предлагает только мечты и фантазии.

– Слушайте, не знаю, как вы общаетесь со своей уцененной Кассандрой, но если вам не трудно, расскажите, что это за… сивилла? В смысле, что за чертовщина такая? Откуда вообще взялась?

– А ты правда не знаешь? – спросил старик. – Ах да, я и забыл, откуда тебе. Надо думать, ты учился управлению бизнесом, или политологии, или искусствоведению, в своей-то образовательной столовой.

«Яблоко от яблони недалеко падает, – сердито подумал Элиот, вспоминая вчерашние издевки Джулии. – Можно подумать, я варвар какой-то, если не учился в Гарварде». Ему хотелось развернуться и уйти, но нужда и отчаяние взяли свое; и к тому же впервые за все их знакомство он чувствовал что-то, кроме холодной насмешливой враждебности, с которой его обычно встречал старик: как будто Элиота из положения чужака повысили до положения никчемного и жалкого, но все-таки родственника. А может, до положения большой, глупой, неуклюжей собаки с раздражающими повадками, но все-таки не посторонней.

– Кумская сивилла, – продолжал дядя Джон, – о чем бы ты знал и сам, если бы получил достойное образование, считалась бессмертной. Первоначально она была юной жрицей Аполлона, и когда она впадала в транс, ее устами вещал бог и предсказывал будущее просителям. Таких жриц существовало с дюжину, но кумская угодила богу Аполлону, и он вручил ей два дара: дар пророчества и дар бессмертия. Он безнадежно влюбился в нее, как простой смертный, – но не совсем: однажды ночью, застав свою любимую возлежащей на траве с местным рыбаком, он уже не мог наказать ее лишением своих даров, но мудро не прибавил к бессмертию вечную молодость. А чтобы никаких молодых рыбаков больше не было, он уменьшил сивиллу до размера крупной мыши, запер в шкатулке и отдал жрецам храма на веки вечные.

– И вы в эту чушь верите?

Дядя Джон едва не пожал плечами. Слишком уж неопределенно он отреагировал, и его жест можно было истолковать как угодно.

– На самом деле я и не знаю. У Ливия есть история о том, как второй правитель Рима общался с бессмертной сивиллой в Кумах, и было это около 700 года до нашей эры. Потом упоминание у Петрония семьсот-восемьсот лет спустя указывает, что тот же самый человек – или, возможно, существо – все еще жил в его время, все еще принимал просителей. Несколько раз я пытался разузнать подробнее, заглянуть дальше мифов, но всякий раз только больше запутывался. Может, она упала с небес и не смогла вернуться. Может, это прозвучало бы научнее и рациональнее, говори я о перемещении из другого континуума, некоей сложной иллюзии, какой-нибудь…

– О господи, хватит с меня, – сказал себе под нос Элиот. Потом – вслух: – Ну что там внутри – таракан, мышь, что? Как вы проделали этот фокус с записками? Как в старых автоматах с монетками?

– Если не открываешь крышку и не пытаешься узнать; если оно сообщает тебе будущее – какая, в конце концов, разница? Раз тебе легче верится, что я дрессирую мышей или блох, впадаю в маразм, – милости прошу. Или если твое восприятие вселенной слишком ограничено, чтобы принять возможность чуда – с Марса или с Луны, из прошлого или будущего, откуда угодно, – тогда пожалуйста, можешь не брать и мы будем считать твой визит напрасным. Я тебе могу сказать только, что приобрел домик несколько лет назад в окрестностях Кум и руин Помпей, и приобрел задешево, и видел результат. La vecchia religione – «старая религия», сказал мне тот торговец, торопившийся сбыть домик с рук – наверняка