Дневник времён заразы - Яцек Пекара

— Может, она была больна? — нахмурился Генрих.

— Не больна, дурень, а это было выражение высшего удовлетворения моими стараниями, — буркнул Людвиг.

Генрих почесал подбородок.

— Пусть так. — Он пожал плечами. — И что же сталось с этой уточкой?

— Умерла, — с грустью ответил Людвиг. — Она очень любила своего мужа и, как всегда мне говорила, хотела родить ему много детей. Но при вторых родах бедняжка скончалась. — Он кивнул собственным мыслям. — Человек не ведает, что ждёт его сегодня или завтра. Даже двадцати лет не было моей крякве…

— Трогательная история, — произнёс я. — Но напомните-ка мне, с чего это мы занялись ею перед войной с Касси?

— Так вот, дорогой Мордимер, спешу тебе поведать, что благодаря моей крякве я узнал об одной тайной калитке в стене, что ведёт в сад с тыльной стороны. Калитка та уже тогда была вся заросшая кустами, старая, ржавая, и, похоже, никто о ней не помнил. Думаю, трём инквизиторам будет куда проще, безопаснее и изящнее пройти через тайный вход, нежели карабкаться по стене на виду у всей дворцовой стражи.

— Превосходная новость, — сказал я с неподдельным удовлетворением. — Право слово, Людвиг, ты со своими любовными рассказами о сладкой крякве — просто дар небес. — Я широко улыбнулся.

— А что мы будем делать, когда проникнем на территорию дворца? — допытывался Генрих.

— Тогда, мои дорогие соратники, мы откроем главные ворота штурмующей их толпе.

— Толпе, — с шутливым восхищением повторил Людвиг и с довольным видом посмотрел на меня. — Я так погляжу, намечается знатная заварушка. Очень надеюсь, что это будет именно толпа.

— Мы подогревали этот котёл много дней, — сказал я. — Мы говорили о подлостях и зверствах Касси и его людей, говорили об убийстве Цолля, о расправе над Региной Кесслер, о затравленных и брошенных в реку двух молодых девушках. Мы потрудились на славу, чтобы сегодня этот котёл взорвался. Чтобы ужасающая весть о том, что настоятель Вебер убит, а его подопечную собираются сжечь в кощунственной церемонии во дворе Обезьяньего Дворца, — чтобы именно эти сенсации послужили последней каплей.

— А что на самом деле случилось с Густавом? — нахмурился Хайдер, думая о нашем знакомом настоятеле.

— Он заперся у себя в кабинете и так напуган, что, вероятно, уже спит мертвецки пьяный, — объяснил я.

— Это хорошо, — с облегчением выдохнул Генрих.

— Ты же не думал, что я убью его, дабы сделать вину Касси более правдоподобной? — Я взглянул на своего товарища, а тот лишь пожал плечами.

— Ладно, неважно, — сказал я. — С ним ничего не станется, разве что натерпится страху, не зная, чем вся эта заварушка кончится. Вернёмся к делу. Я попрошу вас проскользнуть со стороны сада, путём очаровательной людвиговой кряквы. — Я улыбнулся Людвигу. — Будут сумерки, так что заметить вас будет сложнее. Но затем перед вами встанет уже непростая задача… — я сделал паузу.

— Мы подожжём сеновал под навесом возле конюшни, — с улыбкой произнёс Шон.

— Как же я рад, что ты читаешь мои мысли, дорогой соратник, — ответил я ему улыбкой.

— Лошадей жалко, — пробормотал Хайдер.

— Все солдаты и челядь бросятся тушить пожар, и именно для того, дорогой Генрих… — я поднял палец, — чтобы спасти из конюшни лошадей, о которых и ты так печёшься. Хаос, что воцарится, позволит вам добраться до ворот и отворить их. Я буду стоять в толпе и, увидев пламя, закричу, что это невинная девушка горит на костре. А когда толпа ворвётся на территорию дворца… — я мерзко ухмыльнулся, — ничто уже не спасёт архидьякона.

— Я бы не был так поспешен в оценках, — покачал головой Хайдер. — У него всё-таки большая свита…

— Если бы одна лишь численность войск предрешала победу, то для ведения войны хватало бы и счётов, а битвы стали бы не нужны, — заметил я. — Эти слуги и солдаты будут одурманены и напуганы, — добавил я. — Я не утверждаю, что будет легко, и не утверждаю, что обойдётся без жертв, кто знает, быть может, даже многочисленных. Однако важно лишь одно: чтобы мы победили, спасли самих себя и освободили Кингу. Что нам до остального?

Людвиг рассмеялся, и Генрих спустя мгновение вторил ему.

— Ты всё изложил необычайно толково и убедительно, Мордимер, — сказал Шон.

— Нашу армию будут питать гнев, жажда мести и… — я сощурился. — Жажда быстрой и большой наживы. Ибо не зря же с самого полудня в городе судачат, какие несметные богатства хранятся в Обезьяньем Дворце и что все они могут достаться храброму люду Вейльбурга. Нужно лишь… чуточку постараться. — Я широко улыбнулся, ибо мои осведомители весь день доносили, что жители Вейльбурга, особенно те, кто не мог похвастаться достатком, очень, ну очень надеются, что именно сегодня их злая судьба переменится.

* * *

Сквозь ограду было видно, что сложенное под навесом сено пылает ярким пламенем, и огонь уже перекинулся на конюшню. В полном соответствии с моими предсказаниями и планом, во дворе Обезьяньего Дворца царили паника и хаос. В тот же миг — я даже не знаю, то ли это Генрих, чьё лицо мелькнуло мне по ту сторону ворот, отдёрнул засов, то ли толпа так сильно налегла на створки, что они поддались. Как бы то ни было, людская волна внезапно хлынула в ворота. И я хлынул вместе с этой волной.

Наверх, на каменное укрепление ворот, вела узкая лесенка, и я взобрался по ней, чтобы возвыситься над толпой и чтобы толпа лучше меня слышала.

— Инквизиторы с народом, народ с инквизиторами! — возопил я во весь голос. — Именем Святого Официума я, инквизитор Мордимер Маддердин, назначаю всех вас функционерами Инквизиции. Отныне каждый из вас — инквизитор, и вы действуете под защитой Святого Официума.

Мог ли я так поступить? Как это обычно бывает в подобных случаях, одни юристы ответили бы, что мои действия были абсолютно оправданны, другие же заявили бы, что я значительно превысил свои полномочия. Так или иначе, фактом оставалось то, что закон давал нам, лицензированным инквизиторам, право временно призывать на службу обычных граждан. Положение это было введено на тот случай, если инквизиторам в кризисной ситуации потребуется вооружённая сила для выполнения своей задачи. Можно было счесть, что именно такая ситуация и сложилась здесь и сейчас, в Вейльбурге.

— Вы можете убить всякого, кто окажет сопротивление! — выкрикнул я ещё громче. — А всё добро, которое вы найдёте и отберёте у врагов нашей Церкви, будет принадлежать вам! — закончил я, на сей раз так громко, как только мог.

Знаю, милые мои, что есть такие, и, может, их даже много, на кого действуют нежные заклинания, патетические тирады,