Осколки мира. Том 2. Рыцарь мечей - Ник Гернар

свою армию собирать для нее десять молодых мужчин и женщин для жертвоприношения. А еще у местных есть предания о неких странниках, приходивших в давние времена и, по всей видимости, обладавших тем же девайсом, что и у меня.

И если все это — какая-то симуляция, я, блин, хочу познакомиться с автором, чей шизофренический мозг смог выродить настолько бредовую реальность!

Между тем, пока мы говорили, мимо нас несколько раз прошли местные с мертвецами на руках.

Я обернулся, чтобы посмотреть, куда их несут, и увидел, что местные собирают мертвецов в центре деревни, возле раскрашенных столбов.

Отрубленные головы с ритуального места уже куда-то убрали, а на месте окровавленной тряпки, покрывавшей жертвенник, уже лежало что-то светлое. Старая женщина в длинной рубахе, расшитой цветными шнурками, расправляла складки покрова и раскладывала на нем плоды, украшенные лентами.

— Там готовится что-то типа похорон? — спросил я Палу.

— Нет, мы не закапываем в землю своих мертвецов, как остальные, — ответила женщина. — Земля принадлежит богине, а мы хотим, чтобы после смерти наши тела и души оставались свободны, как ветер. Поэтому отдаем их птицам. Обычно первые сутки тело лежит на священном месте, а потом его относят в воронью рощу. Но в этот раз все останутся в деревне…

— Выставляете мертвых на поедание воронам?.. — озадаченно проговорил я.

— Тех, кого закапывают в землю, тоже едят, животные — возразила Пала. — Но что лучше, летать на крыльях ворона или ползать в желудке червя?

Я задумчиво потер ладонью щеку.

И тут Женька потянула меня за рукав.

— Ты нам-то хоть расскажи, о чем вы там беседуете?

Я кивнул, и пока мы неторопливо шли к дому рыцаря, пересказал содержание нашего разговора.

Жилище нашего прославленного предшественника оказалось больше похожим на сарай: оно было деревянным, явно сколоченным на скорую руку, и глядя на всю эту покосившуюся конструкцию я искренне удивился, что данное произведение деревянного зодчества умудрилось простоять сколько-то лет.

Дверь дома запиралась на простую деревянную вертушку. Открыв ее, Пала первой вошла внутрь, в полутьме нащупала масляную лампу, зажгла ее и присела на скамейку у входа, чтобы не мешать.

Мы осмотрелись.

Внутри оказалось почти пусто. Простой стол, пара лавок, стойка для мечей с парой клинков. И куча соломы в углу, накрытая шкурами.

— Твою мать, — проговорил Егор, глядя в упор на эту кучу. — Где-то я уже видел что-то похожее. Причем совсем недавно.

Мы переглянулись, и, скинув рюкзаки, начали шевелить солому в поисках дверцы.

Пала нам не мешала. Она присела на лавочку возле входа и замерла, как изваяние, опустив руки на колени.

Ну а мы нашли дверь!

Открыв проход вниз, мы вместе с Женькой и масляной лампой спустились вниз.

Честно говоря, я уже был готов увидеть здесь и печку, и кровать, и дровницу с березовыми поленьями.

Но вместо этого мы очутились в пустой комнате, где на стенах висели исписанные и изрисованные какими-то схемами белые листы стандартного размера А-4. Стол с табуреткой и здоровенный деревянный ящик с округлой крышкой, похожий на сундук.

Я поднес лампу к первому попавшемуся листку и прочитал:

— «У воронов есть душа. Не ангел, а ворон крылом своим осеняет того, кто пускается в путь».

Знакомая фраза. Я уже читал ее с похожего листа в похожем доме. Но теперь в ней появился смысл.

— И что это значит? — почему-то шепотом спросила Женька.

— Это значит, что здесь жил Крестоносец, — ответил я, обводя внимательным взглядом множество рисунков, схем и записей на листках, прикрепленных к стене. — Их белый рыцарь — это наш Николай Свиридов.

Озираясь по сторонам, мы медленно расползлись по комнате.

— «Вороны видят душу людей. Глаза — зеркало души», — прочитала Женька.

— «Все секреты любого мира похоронены глубоко в земле», — следом за ней прочитал следующую запись Егор.

И тут свет от лампы упал на противоположную стену, и я с изумлением увидел среди записок и схем портрет, выполненный карандашом.

Я снял листок со стены и подсветил его карманным фонариком.

Надо отдать должное таланту художника — девушка на портрете выглядела так, будто это была фотография, обработанная с помощью черно-белого фильтра.

Модель без преувеличений была восхитительно хороша. Гладкие волосы струились по ее обнаженным плечам. Огромные миндалевидные глаза задорно и весело блестели, глядя прямо на зрителя, небольшой ярко очерченный рот улыбался. Чуть ниже правого уголка губ виднелась крошечная родинка, похожая на зернышко — приметная, характерная деталь, придающая всему облику особое обаяние.

С этим листком я поднялся к Пале.

Она не удивилась, когда увидела фонарь в моей руке. Но при виде портрета смутилась и отвела глаза.

— Кто это? — спросил я.

— Моя сестра, — ответила Пала. — В непристойном виде.

— Почему вдруг непристойном? — удивился я.

— Потому что распущенная, — ответила она. — Приличная женщина не допустит открытых плеч и неубранных волос!.. Но она всегда была такой. Когда белый рыцарь пропал, она начала сама ходить в проклятые подземелья и однажды больше не вернулась. Я верю, что вороны унесли ее безумную душу на небо. Не хочется думать, будто она досталась червям.

— Понятно, — проговорил я. — А что за проклятые подземелья, о которых ты упомянула? Где они?

— Справа от деревни, в ущелье, — ответила женщина. — Старейшина верил, что близость к ним защитит деревню, ведь люди обычно боятся проклятых мест.

— Спасибо, Пала, — сказал я. — Дальше мы здесь сами.

Женщина кивнула и ушла, а я запер дверь на засов изнутри и направился к своим товарищам.

И когда заглянул в нижнюю комнату, то увидел, что Егор, скрестив руки на груди, с видом генералиссимуса стоит в самом центре, а вокруг него на коленях ползает Женька, протыкая земляной пол шипом из ладони, будто щупом.

Услышав шорох, она подняла голову.

И, встретившись с моим вопросительным взглядом, буркнула себе под нос:

— Не спрашивай, — и продолжила свое занятие.

— А, Егор вспомнил про склад Крестоносца! — с опозданием сообразил я. — Умно.

— А вот лично я в этом не уверена… — проворчала Женя, и в этот момент ее шип воткнулся во что-то твердое. — Хотя кто знает, — изменившись в лице, закончила она фразу.

А мы принялись расковыривать пол, и вскоре обнаружили… Нет, не третий этаж. Но самый настоящий тайник, в котором мы отыскали исписанную неразборчивым почерком толстую тетрадку и нарисованную от руки странную карту.

Мы тут же развернули ее на столе и принялись рассматривать.

Под цифрой один у Крестоносца значилась пещера. Потом тянулась полоса гор и множество будто бы наштампованных елочек. За елочками двойным зигзагом протянулась река, которую Крестоносец так и назвал — «река», не утруждая себя названиями.