Потомок седьмой богини - Алессандра де Амальфи

взор бинтов, наконец-то обрел смысл. При встрече мысль о том, что он пытался воплотить в жизнь образ самого беспристрастного из вершителей судеб, не мелькнула даже на задворках разума. Коддару были безразличны титулы и богатства подсудимых, но их деяния он никогда не упускал из внимания. Законы в те годы были весьма своеобразны – например, за самоудовлетворение на Востоке полагалась казнь через повешение, – и все же страсть, с которой Коддар следил за соблюдением правил, не осталась незамеченной богами.

Орос прославился уже через три зимы, не дав людям привыкнуть к фразе «год от Третьего Вознесения». В местной труппе не нашлось актера, чья кожа могла хотя бы приблизиться к шоколадному оттенку, и для схожести исполнителя роли бога искусств измазали чем-то, по виду походящим на грязь. Вивиан, наблюдавшая за происходящим из-за спины короля – с момента приезда она не покидала его ни на минуту, – выразительно хмыкнула.

История Ороса – одна из двух, что не омрачалась какого-либо рода трагедией, а полнилась лишь любовью и восторгом. Бог искусств не брал денег за свои картины, ибо писал их лишь из искреннего желания, и, возможно, поэтому каждая из них становилась прекраснее, чем предыдущая. Пел Орос исключительно дома – ни один король так и не сумел заманить его на свой пир, – из-за чего стены его жилища едва не трещали под натиском гостей. В Эмеррейне не хватало чего-то столь же чистого и прекрасного, и завистливый поклонник, по своей ли воле или небожителей, отправил талантливого мужчину развлекать богов.

Отрывок пьесы, посвященный Нетрикс, вышел у труппы хуже всего. Они оказались в плену собственных декораций – крошечные корабли не внушали необходимого благоговения, а то, как менестрель пытался изобразить шум волн, звучало до омерзения жалко. Впрочем, девушка, олицетворявшая богиню морей, весьма убедительно сыграла отчаяние, и, надеюсь, потому аплодисменты гостей звучали столь оглушительно.

Ощущение чужого взгляда пощекотало сознание, и я намеренно неторопливо повернулся к королю. Он с насмешкой смотрел на мои ладони, не бившиеся в экстазе восторженных оваций, и будто ожидал дальнейших действий. Неужто он думал, что из-за недовольства отрывком постановки я взбешусь, заставив актеров пожалеть о том, что они появились на свет?

Впрочем, многие истории, повествующие о годах моей жизни, носили именно такой характер, и винить в этом правителя Солианских островов не имело смысла.

Я не удостоил Фабиана ответным жестом. Тот прикусил нижнюю губу, на короткое мгновение задержав взгляд на моих глазах.

Сюжет о Миохре не пестрил подробностями – это была добрая история о земледельце, сумевшем спасти множество деревень от голодной смерти, и ей не хватало драмы. Исполнена она все же была недурно, и толстяк, олицетворявший бога плодородия, заметно повеселил высокородных зрителей.

Последней из Семерых к богам вознеслась Краарис. С началом рассказа о ней весь свет, кроме трех свечей на сцене, потух, а по полу в холл закрались влажные клубы дыма. При жизни от взора богини смерти, как и после нее, не ускользал ни один грешник, какой бы безобидной старушка ни казалась случайным прохожим. Атмосферу представления намеренно сделали гнетущей и вязкой, в воздухе витал гнилостный, землистый запах, и я разочарованно вздохнул, поняв, что аромат вина в моем бокале безнадежно испорчен. Актеры показывали охающим зрителям бесконечные казни, совершенные Краарис под покровом ночи: ее жертвами становились даже преступники, которые не были осуждены, ведь после смерти Коддара мир не видел более беспристрастного суда. Однако, как гласят легенды, ни один невинный не погиб от ее руки.

Зал взорвался аплодисментами, надеясь на окончание несколько затянувшегося представления, но на сцену вышли новые актеры, и образы их ничуть не напоминали обитателей Эмеррейна. Изящная светловолосая девушка спустилась с корабля и, сняв накидку, продемонстрировала зрителям подвенечное платье, а сопровождавший ее грузный мужчина прочитал высокопарную речь о том, как важно сделать из дочери достойную женщину и отдать ее в руки правильного супруга. Затем на сцену вышел юноша в отвратительном седом парике – даже краем глаза я отчетливо увидел, как скривился при виде него король, – и мужчина пал пред ним ниц, умоляя взять его дочь в жены. Юноша, кратко взглянув на гостью, мгновенно согласился. Затем – сцены помпезной свадьбы, рождения детей и многолетнего совместного правления.

Если бы я не видел этого выражения прежде – лениво опущенных век и сжатых в тонкую полоску губ, – решил бы, что король попросту заснул, как только показали попытку театрального прочтения его будущего.

Под звуки яростных аплодисментов актеры откланялись и покинули сцену. Их заменил мужчина в расслабленной одежде, но с тщательно, даже щепетильно закрученными усами, контрастирующими с волосами на лысеющей голове. Музыка резко затихла.

– Его величество прожил еще один чудесный год, – звучно заговорил, вероятно, драматург, приведший труппу в замок. – Его отец не смел и помыслить, что к тридцати четырем годам его величество сумеет сделать столь многое. Однако острова покорены, а это значит, что перед его величеством отныне стоит новая цель.

Пальцы короля барабанили по ноге при каждом вежливом упоминании его титула.

– Мы рады наконец играть в этом чудном замке и особенно счастливы, что имеем честь поздравлять его величество с праздником его рождения, – продолжил драматург, поклонившись перед этим так, что едва не просунул голову меж тонких ног. – И, разумеется, с предстоящим бракосочетанием.

Фабиан вымученно улыбнулся. Вокруг него витали облака нетерпения, словно он изо всех сил мечтал прервать приторную речь, не в силах выслушивать очередные небылицы. Мне казалось странным, что он с таким пренебрежением относится к скорому прибытию невесты. Вероятно, дело было в том, что король думал о свадьбе как о вынужденном дипломатическом жесте.

И не знал, насколько все переменится после их первой встречи.

Встав с места, Фабиан поклонился, молчаливо благодаря за щедрый подарок, а затем повернулся к гостям торжества.

– Нас уже заждались на пиру, – произнес он, указывая на широкую лестницу. – Прошу, пройдемте.

Люди засеменили к выходу, словно животные, испуганные видом опасного хищника. Король даже не попытался спрятать недовольство, и потому приглашение, призванное уладить ситуацию, лишь накалило обстановку.

Я невольно усмехнулся, и это не ускользнуло от взора Вивиан.

– Хихикает он, – грозно бросила она, ударяя меня по плечу. Ее рука оказалась удивительно тяжелой. – Если ему что-то не нравится, он становится невыносим. Сделай с этим что-нибудь!

– Если он искал того, кто будет его развлекать, следовало отправить за фокусником, а не за Верховным, – невозмутимо ответил я, глядя на наемницу через плечо. – К тому же тебе вовсе не обязательно говорить с ним, в каком бы настроении он ни