Потомок седьмой богини - Алессандра де Амальфи

– Не злись, красивая. Я тебя не обижу.

Готов поклясться, что, прежде чем отвернуться, животное презрительно фыркнуло.

– Скоро мы вновь увидимся, – убаюкивал ее я. – И я надеюсь на чуть более радушную встречу.

В ответ прозвучало тихое сопение, и я, подав спутнику безмолвный знак открыть дверь, вернулся в сети подземелья. Их влажная прохлада после всепоглощающих объятий огня показалась подарком богов, и несколько минут я молча следовал за стражником, наслаждаясь гнетущей атмосферой туннелей.

– Как давно она перестала подчиняться наездникам? – наконец спросил я.

– С тех пор как унесли ее детенышей, – ответил мужчина, но, ощутив нависший над ним груз ожидания, добавил: – Где-то с начала зимы.

– И что же вы делали, чтобы ее усмирить?

– Чего только не делали! – тяжело вздохнул он. – И голодом морили, и детенышей убить грозились, и кололи-резали ее, и…

– Отчего же просто не залезли к ней в пасть?

Стражник, не ожидавший такой реакции, чуть сбавил шаг. Виверны ревностно охраняют свои владения, раздирая в клочья всех, кто посмеет к ним приблизиться, и применять к одной из них перечисленные методы воспитания виделось мне наихудшей идеей. Особенно учитывая привязанность женских особей к своему потомству.

– И как вы умудрялись летать на ней прежде…

– Так и не летали, – почесал затылок стражник. – Нашли ее беременной уже, полудохлой. Успели только выходить да выкормить.

– Неудивительно, что она так рада вас видеть.

Весь оставшийся путь, который из-за глубоких размышлений прошел на своих двоих, я перебирал в памяти рецепты успокоительных снадобий, отыскивая среди них те, что обладали бы достаточной силой для подавления воли исполинского животного. Ингредиенты для них требовались специфические – например, драконья трава росла лишь на далеком острове Снеодан в компании руин и давно забытых скелетов. Но я знал места и людей, при необходимости способных помочь.

Также в мысленный список попали и составляющие обезболивающего снадобья, которое я по глупости пообещал королю. Не хватало еще, чтобы он возомнил меня своим личным лекарем, что взмахом руки может избавить его от всех болезней.

Мне многое под силу, даже испытал на себе вивернов яд, и все же мысль о подчинении солианскому королю вызывала рой леденящих мурашек, марширующих вдоль позвоночника.

* * *

Глава 4

Проснулся я, очевидно, слишком поздно – тени на каменном полу были совсем короткими. Однако спал глубоко и спокойно и считал глупейшим из поступков без необходимости пренебрегать этой роскошью.

Ярмарку под окном старательно разбирали. Люди бегали с досками и тканями в истеричных попытках закончить к концу дня, а цирк уже почти полностью перебрался на корабль – телеги с многочисленными клетками двигались в сторону городских ворот. В воздухе витал аромат светлых намерений и многообещающих начинаний, и я не сразу понял, что эти нелепые надежды исходят от меня.

В дверь постучали. Не отрываясь от созерцания отвратительно благополучного дня, я разрешил войти. Скрип двери, три тяжелых решительных шага, пауза, хлопок двери о раму – и тишина.

– Простите за визит без предупреждения, – прозвучал тихий голос короля. Его интонации полнились робостью и мягкостью, что, надо заметить, совсем ему не шло.

– Но уже перевалило за полдень, и я не подумал, что вы…

– Обнажен? – уточнил я. Сон в одежде доставлял множество неудобств, и я избегал его даже на самых неприглядных постоялых дворах, если мог найти там чистую простынь. – Разве за дверьми своих покоев я не могу заниматься чем вздумается?

– Я бы не посмел отобрать у вас это право.

– В таком случае вас смущает вид моего тела?

– Нет. Хоть оно и заметно отличается от того, что я прежде о нем слышал. – Король улыбнулся одним уголком губ, прогоняя неожиданно возникшее смущение. Теперь он смотрел с вызовом, будто проверяя, как долго сможет не спускать с меня глаз. – По воле случая я видел множество мужчин, и немногие обладали подобным изяществом. Большинство из них, как и я, за годы войн и тренировок превратились в неуклюжие скалы, которые волны уже не в силах сгладить.

Чтобы продемонстрировать безмятежность и безразличие, наигранное или нет, король сложил руки на груди и прислонился плечом к выступу стены. Сегодня его образ не был таким расслабленным, как в день торжества, хотя рукава свободной серой рубашки и торчали из-под плотного жилета из черной кожи, украшенного ремнями и тиснением в виде солнца с двенадцатью лучами на груди.

Я потянулся к шелковому халату, небрежно кинутому на стул прошлым вечером, и взглянул на короля с укором за испорченное утро.

– Позволите задать вопрос?

– Задавайте хоть каждую минуту, если мое жалование от этого не уменьшится, – фальшиво улыбнулся я.

– Почему вы отказались от служанок?

Я вскинул брови. Ожидал, что он спросит о чем-то личном или по крайней мере относящемуся к делу – например, об усмирении виверны, о том, смогу ли я сделать соответствующее зелье, если невеста его не полюбит, или о том, скольких детей я убил своими руками, – а потому, завязывая пояс, несколько секунд молчал.

– Даже если первое время обращать на них внимание, вскоре они станут не более заметными и живыми, чем картины на стенах, – объяснился я нехотя. – Не люблю, когда портреты смотрят в спину, а стены отращивают уши.

Фабиан, поджав губы, понимающе кивнул. Я продолжал ходить по комнате: заглянул в шкаф, распустил хвост и расчесал волосы, полюбовался свечением камней, что в солнечном свете сверкали на пальцах. Король стоял, наблюдая за мной, как затаившийся охотник за пасущимся олененком.

– Ответный вопрос?

Я резко остановился, окинув собеседника волной непонимания.

– Вы молчите, но будто потому, что не позволяете вопросу соскользнуть с губ, – играючи произнес он. – Прошу, говорите. Кретины из совета могут бояться меня сколько угодно, но знаменитому душегубу страшиться нечего.

– Какое самомнение, – протянул я, и король искренне рассмеялся, отчего его взгляд, однако, не стал менее требовательным. Как бы я ни пытался избежать продолжения разговора, он все еще ждал от меня вопроса. – Собрались на охоту?

Я указал на высокие сапоги, жадно обхватившие его икры, и Фабиан глубоко вздохнул, поняв, что провокация не привела к желаемому результату. Иногда мне казалось, что ему совершенно не было до меня дела – как и до того, за что он собирался мне платить, – но порой его интерес пылал ярче, чем следовало, и он отчаянно пытался узнать меня, прикрываясь внимательным отношением к особенному гостю. Я видел его открытую, светлую улыбку, но чувствовал совсем иное – то, как по коже карабкается