Господин следователь 9 - Евгений Васильевич Шалашов

Расстояние от пола до ног примерно… Нет, глазомер штука ненадежная, лучше измерить с помощью специального инструмента.

Вытащив свою линейку из папочки, принялся замерять.

Значит, еще раз. Расстояние между полом и ногами покойного составляет одиннадцать с половиной вершков. По привычке переведя в сантиметры, прикинул, что это будет 50 сантиметров.

Высота потолка не чрезмерная по здешним понятиям — две сажени, бывают потолки и повыше, в потолке крюк, сквозь который проходит веревка. Но она, веревка, то есть, не просто привязана к крюку, а проходит через этот крюк, а потом уходит в дальний конец комнаты и привязана к чему-то в стене. Веревка длинная, свободный конец еще сажени две, что нехарактерно для удавленников. Они, как правило, обрезают ровно такой кусок, который требуется, чтобы повеситься. Веревка, кстати, новенькая, не обмятая. Значит, ее специально для такого случая приобрели.

Узел шикарный, сложный, мы его развязывать не станем, оставим так, как он есть, только чуть сдвинем, посмотрим, а что под ним? Ага, а в стену вбит еще один крюк. Интересно, он для чего?

Тот, что в потолке, я знаю — к нему прицепляют люстру или жирандоль со свечами, а те, кто идет в ногу со временем, вешает керосиновую лампу. А в стене? Впрочем, мало ли для чего мог предназначаться крюк в стене. Картину повесить, какое-нибудь красивое оружие прицепить. Часы, наконец. И впрямь — в стене еще кое-где крюки торчат, только где картины или какие-нибудь погремушки?

И мебели почему-то в кабинете мало. Пара стульев (один валяется почти под телом), письменный стол и книжный шкаф. А кабинет-то большой. Вон там, словно бы пространство для дивана, а тут мог бы вписаться еще один шкаф.

Фотографа бы сюда, чтобы заснять. Или Василия Абрютина.

— Можно снимать, — дал я отмашку городовым. — Веревку перережьте, узлы не трогайте.

— Яков, стремянку тащи, — скомандовал Савушкин слуге и тот, оторвавшись от стены, отправился за лестницей.

Несмотря на возраст и кажущуюся дряхлость, старик Яков довольно быстро принес стремянку. Надо будет спросить — где она стоит?

Савушкин поставил стремянку поближе к покойнику, вытащил складной нож, раскрыл его, поднялся на пару ступенек, ухватился за веревку и приказал Смирнову и лакею:

— Придерживайте, я резать стану.

Спиридон, удерживая труп одной рукой, второй принялся перепиливать веревку.

— Держу, укладывайте!

Труп генерала осторожно спустили вниз и уложили на пол.

До сих пор не могу понять, почему мертвые весят больше, чем живые, а если лежат, то кажутся выше ростом?

Вот теперь на сцену вышел господин армейский лекарь. Виноват — отставной лекарь, а нынче частнопрактикующий отставной статский советник. Федышинский, усевшись на корточки перед телом, ткнул указательным пальцем в синевато-красное пятно над странгуляционной бороздой.

— И что вы видите, господин кандидат права? — поинтересовался Федышинский.

— Все то же, что и вы, господин патологоанатом, — в тон ему отозвался я. — Как вы когда-то меня учили — оное пятно свидетельствует о сильном сдавливании, а также кровоизлиянии и разрыве кровеносных сосудов.

— Мелких сосудов, — уточнил доктор

— Мелких, — покладисто согласился я и добавил: — Таких мелких, что их только в микроскоп наблюдать.

— Опять умничаете? — отчего-то набычился наш эскулап, но на сей раз я соглашаться не стал, а спросил:

— Удушение?

— Ну, господин коллежский асессор, а ведь я вас когда-то учил…

Так вот и хочется воскликнуть — в университете учат-учат, приедешь на труп — и тут учат.

— Виноват, асфиксия.

— Так сами посмотрите, господин кандидат права.Губки у старика синие, пена с кровью, язычок вывалился. Нравится?

Распухший язык, вывалившийся сквозь беззубый рот, мне не слишком нравился. Но еще больше не нравился Федышинский, которому было все равно, рядом с кем ему излагать прописные истины.

— Самоубийство! У нас тут классический случай! — воскликнул Федышинский. — Асфиксия, как следствие воздействия самозатягивающейся петли. С точностью до ста процентов могу сказать, что имели место и судороги, и потеря сознание. А еще… — понюхал воздух доктор, — Непроизвольное мочеиспускание. Не верите — штаны потрогайте, они мокрые.

— Ага, классический случай, — рассеянно кивнул я, а потом пошел измерять стул, с которого, вроде бы, самоубивец и сделал свой последний шаг. Так я и думал.

— А вот теперь скажите, Михаил Терентьевич, — повернулся я к доктору. — Если это самоубийство, то как генерал умудрился повеситься?

— И что вам опять не нравится? — пробурчал Федышинский.

— Во-первых, как он умудрился продеть веревку, если стремянки в кабинете не было? Слишком высоко. Думно давиться — смог бы найти опору для веревки и пониже. Бывает, что и на дверных ручках вешаются. А он как-то продел, потом завязал узел, а у веревки еще и сажень свободная… Во-вторых, высота стула — 40 сантиметров, — сказал я, спохватился, — это в метрической системе, а в нашей — девять вершков будет. Не хватает два с лишним вершка. Он как — встал на цыпочки, чтобы влезть в петлю? Не встать так. Значит, подпрыгнул, но это еще смешнее. Значит, какой вывод напрашивается?

— М-да… — хмыкнул доктор. — Вывод простой — имитация самоубийства. Увы, но приходится признать, что вы опять правы.

— Вот видите, и кандидаты иной раз правы бывают, — грустно кивнул я. — Исходя из того, что я вам сказал, каково ваше мнение? Что здесь произошло?

Федышинский осмотрел комнату, потом высказал собственное предположение:

— Кто-то накинул петлю на шею старого генерала, подтянул тело вверх, закрепил веревку, потом опрокинул стул. Получилась очень правдоподобная картина. Верно?

— Доктор, вы сможете установить — каким образом наступила смерть? То есть, я хотел сказать — что стало причиной смерти? Совсем недавно вы обнаружили в желудке утопленницы седативные вещества…

— Какие вещества?

Что, я опять попал впросак? Нет здесь такого термина?

— Седативные — это успокаивающие, — пояснил я. — Успокаивающие вещества, препараты. Вроде той же валерианы.

Склонившись к лицу покойного, Михаил Терентьевич понюхал:

— Пока не ощущаю никаких запахов. Если бы спиртное, или успокаивающее — запах бы остался. Помнится, у той же утопленницы — Катерины, если не ошибаюсь, от губ попахивало валерианой. Это меня сразу насторожило.

Что-то я не помню, чтобы в прошлый раз доктор унюхал запахи, ну да ладно. В прошлый раз он тоже брыкался, уверял, что утопленница сама утопилась. В принципе, в какой-то мере он был прав.

Я подошел к трупу, посмотрел