Последний архив - Андрей Петров (petrov)

Последний кристалл продержался дольше всех. Массивный, многогранный, он пульсировал отчаянным светом, пытаясь компенсировать разрушительный резонанс. На мгновение показалось, что у него получится. Но потом по его поверхности пробежала сеть трещин, формируя узор, похожий на крик.

Взрыв. Фонтан света заполнил всё пространство — белый, чистый, окончательный. В этом свете была вся история расы — миллионы лет эволюции, сжатые в один последний выдох. Потом темнота вернулась, ещё более глубокая, чем прежде.

Вибрация прекратилась, но её призрак остался — фантомная дрожь в костях, эхо чужой смерти, впечатанное в костный мозг.

— Это... это была не просто проекция, — пробормотал Моряк, опираясь на стену. Его ноги дрожали. — Просто свет и звук. Но как мы могли почувствовать...

— Архив хранит не изображения, — ответила Лета. — Архив хранит опыт. Суть. Квинтэссенцию момента. Вы не смотрели запись их гибели. Вы проживали её. Каждая ваша клетка резонировала с их последними мгновениями. На семнадцать минут вы были ими. Чувствовали то, что чувствовали они. Умирали так, как умирали они.

— Но мы выжили, — сказал Волков, стараясь взять себя в руки.

— Потому что вы — не они. Ваша биология иная. Но след остался, не так ли? Фантомная вибрация. Она будет с вами теперь всегда. Маленький осколок чужой смерти в вашей живой плоти.

— База! — Волков снова попытался связаться с кораблём. — Кто-нибудь, ответьте!

На этот раз сквозь помехи пробился голос Док. Но он звучал странно — напряжённо, почти панически:

— Шеф! Слава богу! Что у вас происходит? Ваши показатели... Я такого никогда не видела! У всех четверых одновременно проявились признаки резонансного повреждения костной ткани! Микротрещины, как после сейсмического воздействия!

— Они показывают нам... записи. Но это больше, чем записи. Елена, что с Дарвином?

Пауза. В статике слышались какие-то посторонние звуки — крики? Грохот?

— Он... Алексей, он в грузовом отсеке. Заблокировал двери изнутри. Говорит, что устанавливает контакт. Я вижу на мониторах — он вскрыл несколько модулей из контейнера X-77 и делает что-то с наростами. Они... они растут, Кэп. Прямо на глазах. Оплетают его руки, и он смеётся!

— Герц! Игорь, ты на связи?

— Здесь я, Шеф. — Голос специалиста по коммуникациям дрожал. — Пытаюсь взломать двери грузового, но... но системы не слушаются. Будто кто-то перехватил управление. И эти звуки... Шеф, по всему кораблю раздаются голоса. Из вентиляции, из динамиков, даже из обшивки. Они говорят на том языке символов.

Проклятье. Архив работал на двух фронтах — здесь, в галерее, и там, на корабле. Использовал их собственный груз как троянского коня.

— Держитесь! — приказал Волков. — Мы найдём выход и вернёмся!

Но даже он сам не верил в свои слова.

— Следующий экспонат, — объявила Лета, игнорируя их отчаянные попытки связаться с кораблём. — ВЦ-1138. Система Глизе 667C. Водная форма жизни. Возраст записи — восемьсот девять земных лет. Приготовьтесь к погружению.

— Нет! — Волков выхватил резак. — Хватит! Открой выход, или я начну крушить твои проекторы!

— Проекторы? — в голосе Леты послышалось что-то похожее на удивление. — Но здесь нет проекторов. Есть только память. А память неуязвима для физического воздействия.

Волков огляделся. Лета была права — устройства, которые он принимал за проекторы, растворились. Или их никогда и не было. Только кольцо света, висящее в воздухе без видимого источника.

Темнота снова поглотила их. Но теперь она была иной — влажной, давящей, пахнущей солью и гниением. Волков почувствовал, как что-то изменилось в атмосфере. Влажность просачивалась сквозь фильтры скафандра — невозможно, но факт. Капли конденсата оседали на визоре изнутри.

Новый мир материализовался постепенно, словно проявляющаяся из тумана картина.

Океан. Бесконечный, фиолетовый под светом тройной звезды. Вода здесь была иной — густой, маслянистой, с радужными разводами на поверхности. Она двигалась странно, не подчиняясь привычным законам гидродинамики — волны шли снизу вверх, водовороты вращались в обе стороны одновременно.

И в этой воде жили существа, не имевшие аналогов в земной биологии.

Огромные — некоторые достигали размеров китов — но при этом полупрозрачные, словно живое стекло. Их тела постоянно меняли форму, перетекая из одной конфигурации в другую. Внутри просвечивали органы — или то, что служило им органами — пульсирующие мешки, наполненные светящейся жидкостью.

Но самым поразительным был их способ общения. Существа не издавали звуков — они говорили цветом. Их полупрозрачные тела вспыхивали сложными узорами, где каждый оттенок нёс смысловую нагрузку. Целые предложения передавались одним переливом от ультрамарина к багрянцу.

— Прекрасно, — прошептал Кадет. Его глаза за стеклом визора расширились, зрачки расфокусировались. — Они разговаривают радугой. Каждый цвет — слово. Каждый переход — грамматическая конструкция. Это не просто язык, это искусство в чистом виде!

Существа кружились в подводном танце, их цветовые послания становились всё сложнее. Волков видел, как формируются группы — семьи? стаи? — объединённые общим цветовым ритмом. Целая цивилизация, построенная на эстетике света в воде.

Детали их жизни разворачивались перед глазами с документальной точностью. Вот молодые особи учатся первым цветам — простые вспышки красного и синего. Вот взрослые ведут сложные философские дебаты, их тела переливаются всеми цветами спектра. Вот древний исполин, покрытый шрамами тысячелетий, транслирует историю своего народа через величественную симфонию оттенков.

А потом Волков заметил пар.

Сначала это были едва заметные струйки, поднимающиеся с поверхности далеко на горизонте. Потом их стало больше. Океан начинал кипеть.

— Их звезда вступила в фазу расширения, — пояснила Лета. Её голос звучал почти сочувственно. Почти. — Процесс занял тысячелетия. Они видели свой конец задолго до его наступления. Считали дни до апокалипсиса. Представляете? Целая раса, знающая точную дату своей гибели.

Жар. Волков ощутил его кожей, хотя системы охлаждения скафандра работали на полную мощность. Влажный, удушающий жар парной, помноженный на тысячу. Пот заливал глаза, но это был не просто пот — солёный, с привкусом чужой морской воды.

— Не могу... дышать, — захрипел Моряк. Он расстегнул верхние застёжки скафандра, хотя знал, что это не поможет. — Воздух... он как кисель...

— Влажность в помещении девяносто процентов! — доложила Гремлин, глядя на запотевший экран сканера. Капли стекали с прибора, хотя температура в зале была ниже нуля. — Откуда здесь столько воды?

— Ничего невозможного, — возразила Лета. — Вы дышите их