Ружье на динозавра - Лайон Спрэг Де Камп

в Афинах, где слушал лекции Платона. Я не хотел конкурировать с Платоном, личностью настолько подавляющей, что он мог веревки вить из любого, кто с ним поспорит. Его точка зрения была мистической и антинаучной, как раз то самое, от чего я хотел увести Аристотеля. Многие из интеллектуальных грехов Аристотеля можно отследить как влияние Платона.

Я подумал, что не стоит появляться в Афинах во время раннего периода жизни Аристотеля, когда он был студентом Платона, или позже, когда он возглавлял свою собственную школу. Я бы не смог выдать себя за эллина, а тогда эллины презирали всех неэллинов, которых называли «варварами». Аристотель в этом отношении был самым яростным ругателем. Конечно, это универсальный человеческий недостаток, но он был особенно распространен среди афинских интеллектуалов. В его позднем же афинском периоде идеи Аристотеля уже слишком укоренились, чтобы пытаться их изменить.

Я пришел к выводу, что лучше всего мне встретиться с Аристотелем в то время, когда он учил молодого Александра Великого при дворе Филиппа Второго Македонского. Он, должно быть, воспринимал Македонию как отсталую страну, хотя ее двор и говорил на античном греческом. Возможно, ему было скучно с надутыми македонскими вельможами и их оленьей охотой в отсутствие интеллектуальной компании. Поскольку он наверняка считал, что македонцы недалеко ушли от варваров, еще один варвар не будет так выделяться, как в Афинах.

Конечно, чего бы я ни достиг с Аристотелем, результаты будут зависеть от кривизны пространства-времени. Я не был до конца откровенен с моим начальником. Хотя уравнения скорее подтверждали гипотезу о положительной кривизне, вероятность ее не была подавляющей, как я заявлял. Возможно, мои действия мало повлияют на историю, а возможно, наоборот, последствия разойдутся, как круги по воде. В последнем случае существующий мир, как выразился мой начальник, погаснет, как свеча.

Что ж, в этот момент я ненавидел существующий мир и пальцем бы не пошевелил, чтобы сохранить его. Я собирался создать гораздо лучший мир и вернуться из античных времен, чтобы насладиться им.

Наши эксперименты показали, что я мог бы забросить себя в прошлое с точностью во времени около двух месяцев, а в пространстве – около двух фарсангов. Машина была оснащена органами управления для позиционирования путешественника во времени на Земле и доставки его в точку над поверхностью земли, которая не занята существующим твердым объектом. Уравнения показывали, что я буду оставаться в Македонии около девяти недель, прежде чем меня выбросит обратно в настоящее.

После того как решение было принято, я работал изо всех сил. Я позвонил моему начальнику (вы же помните, что такое телефон?) и помирился с ним. Я сказал:

– Я знаю, что вел себя как законченный дурак, Фред, но эта вещь для меня как ребенок; мой единственный шанс стать великим и знаменитым ученым. Я бы мог получить за это Нобелевскую премию.

– Конечно, я понимаю, Шерм. Когда ты возвращаешься в лабораторию?

– А что с моей группой?

– Я придержал бумаги насчет них, на случай, если ты передумаешь. Так что, если ты возвращаешься, в плане организации все останется как раньше.

– Тебе же все равно нужен окончательный отчет по проекту А–257, не так ли? – спросил я, стараясь не выдать себя голосом.

– Конечно.

– Тогда не давай механикам начинать разборку машин, пока я не допишу отчет.

– Этого не будет, я вчера запер все помещения.

– Хорошо. Я бы хотел запереться там с аппаратами и данными на какое-то время и настучать отчет, чтобы мне никто не мешал.

– Это подойдет, – сказал он.

Первым моим шагом в подготовке к путешествию стала покупка в компании театрального реквизита античного наряда. Он включал тунику до колена или хитон, короткий плащ для верховой езды или хламиду, вязаные лосины, сандалии, широкополую черную фетровую шляпу и посох. Я перестал бриться, хотя времени отрастить приличную бороду уже не было.

Дополнительное оснащение состояло из кошелька с монетами того времени, по большей части золотыми македонскими статирами. Некоторые монеты были настоящими, купленными у нумизматов, но большинство – копиями, которые я отливал сам в лаборатории по ночам. Я запасся деньгами достаточно, чтобы жить обеспеченно и дольше девяти недель, которые мне предстояло там оставаться. Это оказалось несложно, потому что покупательная способность драгоценных металлов в античном мире была в пятьдесят раз больше, чем в современном.

Кошелек я вешал на прочный пояс, надетый прямо на тело. На том же поясе висело метательное оружие, которое называется пистолет, я вам о нем рассказывал. Это был маленький пистолет, его еще называют револьвером. Я не собирался никого застрелить или вообще показывать это оружие, если не понадобится. Просто на крайний случай.

Я захватил также несколько научных устройств, чтобы произвести впечатление на Аристотеля: карманный микроскоп и увеличительное стекло, маленький телескоп, компас, наручные часы, фонарик, небольшую фотокамеру и некоторые лекарства. Я намеревался показывать эти вещи людям прошлого с величайшей осторожностью. После того как я подвесил все эти объекты в чехлах и коробочках на пояс, оказалось, что нагрузился я тяжело. На еще одном поясе – поверх туники – висели маленький кошелек для ежедневных покупок и универсальный нож.

Я уже неплохо знал древнегреческий язык, умел читать на нем, практиковался в разговорной речи и слушал ее на своей говорящей машине. Я знал, что буду говорить с акцентом, поскольку мы понятия не имеем, как в точности звучала речь античных греков.

Я решил поэтому выдавать себя за путешественника из Индии. Никто бы не поверил, что я эллин. Если бы я сказал, что прибыл с севера или с запада, ни один эллин не стал бы меня слушать, они считали европейцев воинственными и недалекими дикарями. Если бы я сказал, что прибыл из какой-то хорошо известной цивилизованной страны, как Карфаген, Египет, Вавилон или Персия, была бы опасность встретить кого-то, кто знал эти страны, и меня бы разоблачили как мошенника. Рассказывать правду о моем происхождении, не говоря уже о некоторых необычных обстоятельствах, было бы крайне опрометчиво. Меня бы посчитали безумцем или лгуном, в чем и вы лично меня подозревали не раз, как я догадываюсь.

За индийца же я, вероятно, сойду. В те времена эллины знали о той земле только несколько нелепых россказней; была еще книга сказаний об Индии, которые Ктесий Книдский собрал при персидском дворе. Эллины слышали, что Индия привечает философов. Поэтому мыслящие греки могли бы посчитать индийцев почти такими же цивилизованными, как они сами.

Как же мне назваться? Я выбрал распространенное индийское имя Чандра и переделал его в Зандрас, на эллинский манер. Я знал, что эллины сделали бы