Одинаковые. Том 6. Революция - Сергей Насоновский

вполне возможно, что есть подпевалы с запада. Боятся, уроды, что при такой модели наша страна сделает рывок вперед. Но думаю, что и у нас хватает деятелей, кому поперек горла стоят успехи наших предприятий. Рабочие от них все продолжают к нам перетекать. Одно дело, если это грузчики, и другое — когда уходят хорошие специалисты. А это давно уже приняло стихийный характер.

— И ведь не просят тупо взятку как обычно. Раньше всегда так вопросы решались! — включился Томских.

— Ликвидировать Потемкина и его «советников»? — жестко спросил Дзержинский. Его пальцы непроизвольно сжались, будто уже сжимая горло невидимого врага.

Я покачал головой, прежде чем Сталин успел ответить:

— Плохая идея. Убрать какого-то чиновника-прокладку ничего не даст, сразу появятся другие. А главное — будет много шума и такой резонанс, что на нас навесят всех собак. Все сыскные отделения империи начнут работать против нас. Вполне возможно, что именно такой реакции от нас и добиваются. Мы планируем начать действовать летом, а нас выкурят из столицы, а может и из страны — к весне. Это слишком рискованно.

— Илья прав, — мрачно поддержал Сталин. — Сейчас нам нужна не грубая сила, а тонкая игра. Нельзя светиться раньше времени. Нужно не устранять их, а на время обезвредить. Сделать так, чтобы они сами отстали. А для этого нужна крыша. Причем достаточно серьезная. Тот, кто будет на самом верху прикрывать наши интересы. И чем выше будет эта крыша, тем лучше.

Я повернулся к Дзержинскому:

— Феликс, у тебя в загашнике есть подходящие кандидатуры? Кто-то влиятельный, с властью, но с таким скелетом в шкафу, чтобы мы могли на него надавить?

Дзержинский задумался на мгновение, взгляд стал отсутствующим, будто он листал в уме картотеку компромата:

— Есть один вариант. Не идеальный, но потенциально очень эффективный. Петр Павлович Дурново. В августе этого года он назначен членом Государственного совета. Пост более чем серьезный.

— Дурново? — переспросил Кржижановский. — Бывший директор Департамента полиции? Тот самый, что попал в громкий скандал?

— Именно он, — кивнул Феликс. — История старая, 1893 года, но живучая. Тогда Дурново уже долго руководил Департаментом полиции и контролировал, в том числе, «черный кабинет» — перлюстрацию частной переписки. Его люди перехватили весьма откровенные письма одной петербургской дамы полусвета к ее любовнику — бразильскому послу. Доложили шефу, не зная главного: эта же дама была любовницей самого Дурново.

В кабинете все замерли, слушая. Даже Сталин перестал раскуривать потухшую трубку.

— В приступе ревности, — продолжил Дзержинский с легкой усмешкой, — Петр Павлович вломился к ней на квартиру, отхлестал по щекам и швырнул в лицо эти письма. А уходя в гневе, забыл их забрать. Мало того, он тут же устроил обыск в резиденции бразильского посла, ища другие компрометирующие послания. Разразился международный скандал. Посол пожаловался лично Александру III: мол, какие у вас нравы — шеф полиции читает чужие письма, избивает женщин и обыскивает дипломатов. Дурново пришлось уйти в отставку. А на тот момент ему было под шестьдесят, а его юной пассии, если верить источникам, едва исполнилось восемнадцать.

— Характерный субъект, — хмыкнул я. — Ревнивый, импульсивный, с большими амбициями и подмоченной репутацией. Наверное, как раз то, что нужно. Но одной старой истории может быть недостаточно. Она его уже один раз сломала, теперь он, наверное, осторожнее.

— Нужно обязательно что-то свежее и убойное! — Добавил Никита.

— Хоть и противно копаться в чужом грязном белье, но пока других вариантов я тоже не вижу, — выпустив облако дыма сказал Сосо, — это сейчас самый быстрый вариант отбить наезд на наши активы. А продержаться нам нужно еще до июня.

* * *

Следующая пять дней прошли в напряженной, невидимой работе. Ребята Дзержинского взяли Дурново в плотную разработку. Выяснилось, что старый ловелас не угомонился. Помимо официальной супруги, он регулярно наведывался к некой Анне Петровне Зарецкой, жене капитана Отдельного корпуса жандармов Виктора Зарецкого. Даме было всего двадцать пять, муж — под пятьдесят, постоянно в разъездах. Идеальная мишень для такого, как Дурново.

Андрей Лихачев лично курировал операцию. Он появился у нас в кабинете через шесть дней, его обычно невозмутимое лицо светилось едва заметным удовлетворением.

— Попались, — коротко доложил он, положив на стол толстый коричневый конверт. — Вчера был очередной визит. Квартира на Фурштатской, снимает ее дама на деньги Дурново. Мы заранее проникли туда, когда их не было. Пришлось повозиться.

— И как? — с интересом спросил я. Сделать фото компромат в 1904 году было делом непростым.

— Установили Кодак Брауни. Удалось приделать к нему дистанционный спуск, — пояснил Лихачев. — Аппарат новый, купили через подставное лицо на Невском. Не особо удобная штуковина, но снимки дает достаточно неплохие. Спрятали в потайном отделении шкафа, напротив кровати. Пришлось нашему парню просидеть в соседней комнате все время их свидания, ждал сигнала. Второй в это время наблюдал в бинокль с крыши соседнего дома за окнами. В общем получилось.

Он развязал тесемки конверта и высыпал на стол пять фотографий. Снимки были зернистыми, но сюжет читался отлично. На них Петр Павлович Дурново, член Государственного совета, был запечатлен в весьма неприглядных и компрометирующих позах с молодой женой офицера. Анна Петровна на снимках была то в одном исподнем, то и вовсе без него, а Дурново, несмотря на возраст, отметился во всей красе.

— Ничего себе старый козел, — не удержался Лёха, свистнув. — В его-то годы… И не стесняется.

— Судя по всему, он еще и ревнует свою любовницу, — усмехнулся Лихачев. — В процессе… утех… он требовал от нее клятв в верности и подробно расспрашивал о каком-то поручике. Скандалил, потом мирился. В общем жизнь у него веселая, судя по всему.

Мы молча разглядывали фотографии. Использовать такое было мерзко, но другого выхода у нас не было. Альтернатива, это устроить сейчас зачистку всех причастных к наезду на нас. Нам такое провернуть гораздо проще, чем с фотографиями бегать, но риск провала всего дела при этом очень велик. На кону стояло слишком многое.

— Этого более чем достаточно, — наконец сказал Сталин, отодвигая от себя снимки. — Теперь вопрос: как это преподнести? Нужно, чтобы он сам понял всю глубину ямы, в которую провалится, если мы обнародуем эти снимки.

— Сначала — предложение о взаимовыгодном сотрудничестве, — предложил я. — Вежливо, уважительно. Обсудим его возможную помощь в прекращении проверок на наших заводах. И лишь намекнем, что у нас есть некие документы, способные оградить его от излишнего внимания недоброжелателей. Пусть сначала согласится, почувствует выгоду. А кнут… кнут мы всегда успеем применить.

— Согласен, — кивнул Сталин. — Андрей, подкиньте ему пару фотографий с приглашением на встречу.

После того как все покинули наш кабинет,