Одинаковые. Том 6. Революция - Сергей Насоновский

выстрелы прозвучали почти одновременно. Парвус, прагматичный торгаш, рухнул на стол, заливая кровью свои контракты. Троцкий, обманутый пророк, упал на пол, его глаза, пустые и безжизненные, уставились в потолок. В тот день мировая революция потеряла двух своих самых ярких, но самых беспринципных архитекторов. Операция «Давид» была завершена.

Мы собрали все компрометирующие документы. Теперь у нас были неоспоримые доказательства того, кто и как финансировал революционеров. Оставалось донести это до Ульянова в Женеве — и надеяться, что он окажется умнее двух этих ублюдков.

Глава 4

Женева. Переломный момент

Пока парни работали по Бронштейну и Парвусу в Мюнхене, я продолжал решать дела в столице. Одним из ближайших сейчас направлений работы была подготовка нашей поездки в Швейцарию. По плану встреча Ульянова и Джугашвили должна состояться в первых числах ноября.

Леха с Никитой и тремя нашими бойцами, закончив дело Льва революции в Германии, направились сразу в Женеву, чтобы подготовить почву для предстоящего рандеву. В РСДРП последние пару лет были люди Дзержинского. Они, конечно, находились не на самом верху, но в целом держали нас в курсе о происходящих событиях. Раскол партии социал-демократов на большевиков и меньшевиков произошел на втором съезде еще в 1903 году. Мартов и Ленин не сошлись в программе и по-разному видели будущее переустройство. Меньшевики считали, что Россия еще не готова к социал-демократической революции и должна пройти период буржуазно-демократического развития, а большевики верили, что социалистическая революция возможна. Кроме того, разным был и подход к партийному строительству. На все это накладывалась борьба за власть в партии, и на выходе мы получали такой себе коктейль.

Признаться честно, мне с братьями хотелось бы просто обойти эту банку с пауками стороной. Уж очень в ней много горлопанов, которые кроме того, чтобы декламировать лозунги с трибуны, ничего не могут. Но, увы, этого сделать не получится. Мы не можем рисковать нашим проектом в целом, и понимая, какая роль была у Ленина в нашей истории, придется с ним сотрудничать.

Революцию 1905 года, откровенно говоря, даже трудно назвать революцией. С точки зрения народных чаяний и создания революционной ситуации в стране — да, безусловно, «верхи не могли, низы не хотели». Однако с точки зрения реализации… Все было очень плохо и неграмотно. Просто набор отдельных восстаний, забастовок и стачек. Стихийно и неорганизованно. В итоге события «революции» растянулись на два с половиной года, а толку особо не было. КПД, как говорится, минимальный.

И нашей задачей было сделать так, чтобы все прошло более организованно и максимально эффективно. Чтобы революция случилась, но по написанному нами сценарию. А для этого придется взять под контроль ключевые движущие силы и скоординировать их действия. Мы с братьями прекрасно понимаем, что будут жертвы, но революций без жертв не бывает. И когда на чашу весов кладем события гражданской войны с ее последствиями, то решение окончательного революционного вопроса в 1905 году уже не кажется таким бесчеловечным.

За последние 10 лет мы проделали огромный путь, и основной нашей целью было оградить Родину от потрясений, которые выпали на ее долю в начале 20 века нашей истории. От всех, конечно, не получится, но если удастся наш план, то уже к 1910 году государство будет выглядеть по-другому.

А в то, что государство придет к светлому будущему путем реформ, что монархия каким-то образом сможет сама модернизироваться, мы особо не верим. Так или иначе страну ждет революция, поэтому мы с братьями сделаем все, чтобы она хотя бы была одна и не растягивалась на долгие годы кровопролитной братоубийственной войны.

Путь до Женевы из Санкт-Петербурга планировали заранее. Леха и Никита отправились на место сразу из Мюнхена, сняв для нас дом на окраине города. Я ехал со Сталиным. Нас сопровождала пятерка наших парней под руководством Андрея Лихачева. Дзержинский остался в Санкт-Петербурге. Вопросов, которые приходилось постоянно держать на контроле, было очень много.

Поезд плавно отошел от перрона Николаевского вокзала, увозя нас в сторону границы. В купе первого класса, кроме меня и Сталина никого более не было. Андрей Лихачев с и остальные бойцы разместились в соседних купе, растворяясь среди пассажиров. Мы, как всегда, старались не привлекать внимание и путешествовали разными группами.

Иосиф Виссарионович с первых минут углубился в бумаги — папки с отчетами с предприятий, сводки от Дзержинского, последние телеграммы от Лехи и Никиты из Женевы. Он работал молча, изредка делая пометки на полях. Я же смотрел в окно на уходящие петербургские окраины, на промозглые осенние поля. Столица оставалась за спиной вместе с её бесконечными интригами, слежкой и нарастающим напряжением в ожидании грядущих событий.

Через пару часов, закончив с документами, Сталин аккуратно сложил бумаги в свой потертый кожаный портфель, достал трубку и набил ее табаком.

— Ну что, Илья, начинается! — сказал он, выпуская струйку дыма. — Скоро увидим, на что действительно готов Ульянов. Теория теорией, но пора смотреть в глаза реальности.

— Надеюсь, он окажется здравомыслящим человеком, — ответил я. — После тех аргументов, что мы везем, у него не должно остаться иллюзий насчет выбора правильной стороны.

— Иллюзии — вещь живучая, особенно у фанатиков. Кем окажется в конечном счете, Ленин покажет только время.

Разговор наш был неспешным, с долгими паузами. Мы обсуждали текущие дела, новые поставки станков, последние донесения от Ростовцева из Ширяево. Сталин был спокоен и сосредоточен. Встреча во многом определяла нашу дальнейшую работу. Либо мы найдем общий язык с самой влиятельной революционной фигурой за границей, либо нам придется выстраивать стратегию в противовес и ему, и его сторонникам.

На границе проверка документов прошла быстро — наши паспорта были в идеальном порядке, мы значились как коммерсанты, едущие на переговоры по поставкам оборудования. Никаких лишних вопросов нам не задавали, как и парням. Дзержинский продумал отличную легенду для всех.

За окном мелькали аккуратные немецкие станции, затем швейцарские пейзажи — ухоженные поля, уютные города, заснеженные Альпы вдали. Контраст с Россией был разительным. Я ловил на себе взгляд Сталина — он молча смотрел в окно, и по его сжатым губам было видно, о чем он думает. О том, какой могла бы стать Россия, если все пойдет по нашему плану.

Путь занял несколько дней. В Цюрихе мы пересели на поезд до Женевы. Наконец, вокзал Корнавен. Мы вышли на перрон, нас встретил холодный влажный ветер. Леха ждал нас у выхода. Он был в добротном пальто и котелке, сливаясь с местной публикой.

— Все чисто! — коротко доложил он нам с Иосифом, помогая