Never Fade Away - Барышников

— Держись, Ви. Осталось еще немного. Вик тебя починит, будешь как новенький, — мелькнув в вихре помех, рокербой переместился, оказавшись рядом, и несильно хлопнул наемника по правому плечу, задержав прикосновение и сжав ободряюще металлические пальцы. Джонни, идущий на смерть, его подбадривал. Охуеть, как уместно. Просто смешно, блять. О да, сейчас Ви переживал именно, что за свои ебучие пальцы, валяющиеся где-то на полу! Что же ещё могло волновать его сильнее? Он физически вымотан, выбран до дна, он выжат досуха последним боем, ему больно, больно, пиздец как больно. Но все это, как ни удивительно, было отнюдь не в топе списка его проблем. Гораздо хуже, как бы странно это ни звучало, было то, что они преодолели последнее препятствие, переступили через труп последнего врага на пути к жизни соло, которая означала смерть Джонни. Глупая иллюзия, что что-то ещё возможно — да насрать что! — пошла уродливыми трещинами и осыпалась, и Джонни умрёт снова буквально через десять шагов. Но похуй, блять, ведь Вик его подлатает! — Давай, последние метры. Микоши. И все закончится.

Весь путь по Арасака-Тауэр наемник ощущал себя так, словно шел через плотную толщу воды, как в дурном сне, когда ты знаешь, что в конце коридора, на самом верхнем этаже или в самых глубинах подземелья тебя ждет чудовище. Опасность. Неистребимое горе. Смерть. Но теперь решающие шаги не желали даваться ему вовсе.

Все существо Ви противилось движению вперед. Его как будто разрывало на две части, блять.

Одна его половина мучительно горела, упиралась, убеждала его истерично в том, что происходящее — какая-то дикая нездоровая ебанина, он просто рехнулся, если собирается вот прямо сейчас убить любимого человека своими руками, выменять его жизнь на свою. Да какая сука, блять, вообще так бы поступила? Какой псих?

Вторая же въебывала ему с размаху знатную оплеуху и грубо толкала в спину, напоминая о том, что слово нужно держать, что он не вправе решать за Сильверхенда, этим повергая его в ад, что Микоши в любом случае необходимо уничтожить.

И наемника разметывало в пыль. Снова, как и тогда в Пустошах, казалось, что он сходит с ума. Физически не может подчинить свое, но ставшее внезапно чужим тело. Голова его горела, мозг же наоборот словно сковывало толщей льда, омывало каким-то диким северным потоком, замораживало до состояния айсберга. Он был в ужасе, он был заполнен горем до краев.

Но рокербой смотрел на него своим пламенным решительным взглядом магических раскосых глаз и Ви, на миг ярко возненавидев этот ломающий его волю огонь — и все равно парадоксально любя его всем сердцем, — через силу вбил в свой кипящий мозг слова данного Джонни обещания, словно детскую считалку.

Разъебать Микоши. Не сдаваться. Не сметь ставить жизнь рокера выше своей. Выжить. Беречь свою жизнь.

Разъебать Микоши. Не сдаваться. Не сметь ставить жизнь рокера выше своей. Выжить. Беречь свою жизнь.

Разъебать Микоши. Не сдаваться. Не сметь ставить жизнь рокера выше своей. Выжить. Беречь свою жизнь.

Да блять!!!

Мысленно изнемогающе и болезненно застонав, соло, повторяя про себя слова, — от крайней сосредоточенности беззвучно подрагивали губы, — развернулся к шлюзовым воротам и сделал, как в тумане, первый шаг, с трудом переставляя ноги.

И успел, пошатываясь, даже преодолеть пару метров, пока не осознал, поглощенный до этого собственным горячечным сумасшествием, что сложности у него, оказывается, не только с волей, но и с телом.

И именно в этот момент, когда он наконец-то понял, что ноги его тяжелы не только от ужаса и невозможности выносить происходящее, биочип рехнулся окончательно. Кровь хлынула носом и горлом. Соло пришлось согнуться, чтобы не задохнуться, и выкашлять всю скопившуюся в легких жидкость. Голова закружилась резко, мир провернулся, словно утек из-под ног, и Ви рухнул на колени, а потом и вовсе завалился плашмя, когда в виски ударил как будто электрический разряд.

Успел выставить рефлекторно руки вперед, уберег лицо, но искалеченную кисть распахало такой мукой, что наемник заорал, как ему показалось, в голос, но на деле лишь жалко и хрипло засипел. Тело сотряслось крупно, затем по нему прокатилась волна мелких подергиваний. Оптику единственного глаза рассекли алые жуткие артефакты, перекрывая почти весь обзор, затапливая картинку.

— Вставай, Ви. Осталось десять шагов, — приподняв дрожащее веко, Ви увидел среди шуршащего помехами голубоватого тумана казаки утвердившегося над ним Джонни. Сил поднять взгляд от ботинок не хватило. Голос рокера был горячечным, решительным, болезненным, злым и… испуганным? — Ты должен встать!

Слова Сильверхенда вначале показались бессмысленными, кривыми, незнакомыми. Не речь — набор ничего не значащих звуков. Только голос и интонации померещились как будто родными. Тяжело заворочались какие-то неподъемные пласты в голове, заскрипели. Оглушающим мучительным взрывом вернулась память и осознание… окружения и себя. Соло бесконечно устал. Боль просто убивала его. А про агонию, устроившую ебучий парад с фейерверками в его мозгу, не стоило даже говорить. Серьезно, сейчас смерть он бы, наверное, даже приветствовал… Но Джонни…

Разъебать Микоши. Не сдаваться. Не сметь ставить жизнь рокера выше своей. Выжить. Беречь свою жизнь.

Ви застонал глухо, горько и смертельно, безнадежно, как обреченное животное.

Разъебать Микоши. Не сдаваться. Не сметь ставить жизнь рокера выше своей. Выжить. Беречь свою жизнь.

А в воспаленное сознание его вливались встречным обжигающим потоком страшные отчаяние, бессилие и совершенно безумное, на самой острой грани, неистовое упорство.

Спасти, вытащить любой ценой, пусть обнулиться самому в итоге, но после того, как выполнит свой ебучий долг!

Палило невозможно солнце, блеск сияющего песка ослеплял и мерзко тянуло кровью и грязной смертью. Но нахуй нужна жизнь, если не выдирать со всем упрямством свои последние шансы?!

Мысли мешались в единый жуткий иступленный поток, сплетались, душили, сводили с ума.

Джонни…

О, на этих последних крохах еле тлеющей в нем жизни наемник любил и ненавидел его остро и полно как никогда!

Насилуя собственную волю и тело, поражаясь самому себе, Ви стиснул челюсти, кажется, у него зашатался зуб, и, напрягая все мышцы на пределе, попытался подняться. Подгреб под себя здоровую руку, силясь упереться ладонью в пол и подняться на колени. Приступ кашля разодрал легкие, вышибая последний запас выносливости и вновь бросая его на пол. В голове что-то вполне ощутимо плавилось и взрывалось, рвалось и отмирало.

— Я не могу, Джонни… — прохрипел еле слышно Ви, осознавая четко, что это недостижимо. Как бы он ни старался, как бы ни лез из своей