Бледный король - Дэвид Фостер Уоллес

но симметричный фасон, у меня лично ассоциировавшийся с европейским стилем. Когда пил кофе, он всегда убирал руку в карман на бедре и облокачивался на край стойки. На мой взгляд, это его самая дружелюбная поза. Его лицо выглядело загоревшим и румяным даже во флуоресцентном освещении. Я знал, что одна его дочь – довольно известная в стране гимнастка и что иногда он надевал заколку для галстука, брошку или что-то такое в виде двух горизонтальных полосок и сложно изгибающейся поверх них платиновой фигурки. Иногда я представлял, как зайду за кофе и застану мистера Гленденнинга одного, облокотившимся на стойку, глядящего на кофе в чашке и думающего важные административные мысли. В моей фантазии он усталый – не замученный, но утомленный, придавленный ношей ответственности. Я захожу, наливаю кофе и подхожу к нему, он называет меня «Дэйв», а я его – «Девитт» или даже «Ди Джи» – по слухам, это его прозвище среди других окружных директоров и заместителей региональных комиссаров, – по слухам, мистер Джи и сам на очереди в кресло регионального комиссара, – и я спрашиваю, что случилось, и он поверяет какую-нибудь административную дилемму, например что постоянная реконфигурация рабочих пространств и проходов между ними Лерлем из Систем – это нелепый геморрой и трата времени, и будь его воля, он бы лично взял чопорного засранца за шкирку, посадил в ящик всего с парочкой дырок для воздуха да и послал «Федексом» обратно в Мартинсберг, но этот Меррилл Лерль – протеже и фаворит заместителя комиссара по обслуживанию налогоплательщиков и декларациям в Трех Шестерках, чей другой важный протеже – региональный комиссар по инспекциям на Среднем Западе, который если и не формально, то фактически является непосредственным начальником мистера Гленденнинга по корпоративным инспекциям на Посте-047 и сам из тех катастрофических администраторов, кто верит в альянсы, покровителей и политику и может отказать ходатайству 047 о дополнительной полусмене инспекторов GS-9 под рядом предлогов, логичных только на бумаге, и тогда лишь Ди Джи и РКИ поймут, что это из-за Меррилла Лерля, и Девитт чувствует себя обязанным перед измотанными инспекторами добыть им подмогу и хоть немного разгрузить пропускной график, а два отдельных исследования уже показали, что лучше всего это сделать с помощью разгрузки и расширения, а не мотивации и реконфигурации (хоть Меррилл Лерль с этим анализом и не согласен, устало отметит Ди Джи). В фантазии наши с Ди Джи головы чуть опущены и переговариваемся мы тихо, хоть с нами на кухне, где хорошо пахнет и стоят банки с «Мелиттой» мелкого помола, а не белые банки от «Джюэл» со шрифтом цвета хаки, больше никого, и затем, полностью в контексте доверенной мне проблемы измотанных и рассеянных инспекторов, я и подкидываю Ди Джи мысль о новых сканерах «Хьюлетт-Паккард» и о том, как можно реконфигурировать софт, чтобы сканировать и декларации, и формы, и проставлять на отмеченные дела код TCMP, чтобы инспекторам потом оставалось только проверить важные отмеченные дела, а не читать неважные и нормальные строка за строкой, чтобы докопаться до важных. Ди Джи слушает меня пристально, с уважением, и только его рассудительность и административный профессионализм не дают немедленно отметить невероятную прозорливость и потенциал моего предложения, а также выразить благодарность и важность того, что вот инспектор GS-9 ни с того ни с сего дал неожиданное, нешаблонное решение, и труд инспекторов облегчив, и развязав Ди Джи руки для того, чтобы послать пресловутого Меррилла Лерля куда подальше.

§ 44

Я это узнал уже в двадцать один или двадцать два, в Региональном инспекционном центре Налоговой службы в Пеории, где проработал два лета посыльным мальчиком. И это, по словам тех, кто считал меня пригодным для карьеры в Службе, отличало меня от других – осознание такой истины в возрасте, когда большинство только начинает догадываться об основах взрослой жизни: что жизнь тебе ничего не должна; что у страдания множество обличий; что никто больше о тебе не позаботится так, как мама; что у человеческого сердца мозгов нет.

Я узнал, что человеческий мир, какой он есть сегодня, – это бюрократия. Очевидная истина, конечно, но и такая, что незнание о ней умножает страдания.

Но к тому же я нашел – единственным способом, которым человек может по-настоящему что-то запомнить, – истинное умение, необходимое для успеха в бюрократии. Я имею в виду – настоящего успеха: хорошо жить, что-то менять, служить. Я нашел ключ. Ключ – не эффективность, не принципиальность, не проницательность, не мудрость. Не политическая смекалка, навыки межличностного общения, чистый интеллект, преданность, амбиции или любые другие качества, что в бюрократическом мире зовутся добродетелями и испытываются. Ключ – некая способность, залегающая глубже всех этих качеств, так же как способность дышать и качать кровь залегает глубже любого мышления и поведения.

Этот глубоко залегающий бюрократический ключ – способность справляться со скукой. Эффективно оперировать в среде, где нет места ничему живому и человеческому. Дышать, так сказать, без воздуха.

Ключ – способность, условная или безусловная, находить другую сторону рутины, пустяка, бессмыслицы, однообразия, ненужной сложности. Одним словом, нескучливость. В 1984-м и 85-м я встречал двух таких людей.

Это ключ к современной жизни. Если тебя не берет скука, то тебе буквально открыты все дороги.

§ 45

Мама Тони была немного ненормальной, как и ее мама, известная затворница и чудачка из Дискового дома в Пеории. Мама Тони сменила череду бедовых мужиков на Юго-Западе США. Последний подвозил их до Пеории, когда мама Тони решила туда вернуться после предыдущих неудачных отношений. Бла-бла. В этой поездке мама более-менее свихнулась (перестала принимать таблетки) и на парковке угнала его пикап, бросив этого типа глотать пыль.

И мама, и бабушка были подвержены кататонии/каталепсии – это, насколько я понимаю, симптом какого-то вида шизофрении. Девочка смолоду развлекалась тем, что училась изображать это состояние, когда надо сидеть или лежать совершенно неподвижно, замедлив пульс, дышать так, что грудь даже не поднимается, и не закрывать глаза на протяжении долгого времени, моргая только каждые пару минут. Это самое трудное – глаза жжет, когда они высыхают. Превозмочь такой очень-очень трудно … но если получится, если подавить почти непроизвольный позыв моргать, возникающий после пика жжения и иссушения, глаза начнут увлажняться сами собой. Начнут выделять некие ложные или эрзац-слезы, чтобы спастись. Это мало кто знает, потому что невероятный дискомфорт от открытых глаз не дает большинству дойти до критического момента. К тому же такое все равно вредно. Девочка называла это «притворяться мертвой»,