Хроники Дерини. Компиляция. Книги 1-15 - Кэтрин Куртц

зале, всем своим видом показывая, что не прочь поболтать еще немного, но Камбер не стал поощрять их в этом, и они вскоре удалились. Даже Джебедия не стал навязывать ему свое общество после столь долгого дня; к тому же ему пора было в госпиталь, где лежали на излечении несколько его людей. Джорем ушел одним из первых — вернулся к Райсу с Ивейн, чтобы подготовиться к завтрашней дороге в Кайрори.

И наконец, отослав всех помощников, Камбер смог ускользнуть в монастырский сад в поисках столь необходимой тишины. Прислонившись спиной к дереву, почти невидимый для случайных наблюдателей, он бездумным взором уставился в ночное небо, вспоминая события прошедшего дня. И лишь когда голоса последних михайлинцев затихли вдали, он вышел из-за дерева и вернулся на тропинку. Решительным шагом он направился к двери южного придела, где находились его личные покои.

Под сводами собора Камбера встретило невнятное бормотание. Он укрылся за колонной. Если не считать монахов в хоре и немногих молящихся в нефе, здесь было пустынно. Прямо напротив, в северном конце поперечного нефа, за резными ширмами, отгораживавшими одну из часовен, ярко горели свечи. Там, наверное, стоял гроб Келлена.

Камбер не мог не проститься с другом. Он двинулся по темному нефу, почти беззвучно ступая по плиткам пола. Он миновал открытое пространство главного нефа и перевел дух — до него никому не было дела. Замедляя шаг, он приблизился к дверям часовни, стараясь сделаться еще более незаметным, и заглянул за деревянную ширму.

По крайней мере, больше не придется видеть это лицо. После церемонии монахи перенесли тело в большой дубовый гроб, который обернули в свинцовые листы. Покров со знаками Мак-Рори лежал теперь на крышке, а меч и корона графа Кулдского помещались в изголовье. По углам гроба горели четыре толстые свечи в рост человека в массивных бронзовых шандалах. У самого входа стояли два королевских стражника не знакомые Камберу. Своими алебардами они охраняли и вечный покой, и бренные ценности — корона и меч Мак-Рори были настоящим сокровищем. Ограбить мертвого графа было не большим грехом, чем обобрать простого смертного. Он получил благословение церкви на переход в мир иной, так пусть и отправляется с Богом.

При виде Камбера стражники не шелохнулись, но когда он поравнялся с ними, один прошептал:

— Святой отец?

Камбер кивнул.

— Святой отец, у гроба молится один человек. Мы не хотели мешать ему, но он там уже несколько часов. Может быть, вы проверите, не случилось ли чего?

Отведя взгляд, Камбер кивнул и вошел в часовню. Молящийся стоял на коленях у изголовья, скрытый от случайных взглядов. Закутанные в плащ плечи вздрагивали в беззвучном плаче, голова в капюшоне поникла. Дрожащие руки приподняли бархатный покров и тронули свинцовую фольгу. Пламя свечей было недостаточно ярким, чтобы рассмотреть что-то еще.

Задумчиво пожевав губами, Камбер подошел ближе и опустился на колени рядом с мужчиной. По тому, как молящийся вздрогнул от его прикосновения, Камбер понял, что его приближение осталось незамеченным.

— Успокойтесь, сын мой, — Камбер старался, чтобы его шепот звучал как можно более ободряюще. — Вы уже ничего не можете для него сделать. Нам всем будет недоставать его, но со временем горе пройдет.

Бледное, опухшее лицо повернулось к Камберу, и голубые глаза безнадежно посмотрели на него. Камбер едва не отшатнулся, узнав в человеке Гвейра.

— Разве я могу быть спокоен, когда нет его? — прошептал Гвейр. — Милорд Камбер основал то, что сейчас мы поддерживаем во имя короля. Без него не было бы короля Халдейна. Теперь без него…

Юноша плакал, а Камбер разглядывал бархатный покров, золотую бахрому и графскую корону. Как, не открывая всей правды, объяснить Гвейру, что Камбер достиг своей цели и теперь служит им несколько иначе? Бесполезно. Этого не объяснишь. Оставалось надеяться, что можно утешить молодого человека.

— Знаю, сын мой, — произнес он. — Нам нужно попытаться продолжить его начинания. Разве не в этом смысл? Разве не этого он хотел?

Гвейр глотал слезы.

— Я любил его, отец настоятель. Для меня он был… особенным, я не могу объяснить этого. Я бы умер за него… с радостью… а теперь…

— Тогда вы должны жить ради него, — мягко сказал Камбер, стараясь голосом не выдать своих чувств. — Вы сможете и знаете это.

— Я могу? — Гвейр невесело засмеялся, потом поднялся на ноги. — Возможно, вы правы, отец настоятель. Но пока не могу примириться с этим. Чувствую только пустоту и утрату смысла жизни. Почему умер он, а не я?

В отчаянии он снова разрыдался. Камбер тоже поднялся, с нежностью обнял юношу за плечи и повел прочь. Когда они вышли из часовни, стражники уважительно расступились, но настоятеля это не удовлетворило, и пола его мантии скрыла лицо Гвейра от нескромных взглядов гвардейцев.

Тишина летней ночи и прогулка на свежем воздухе не облегчили душевных мук молодого лорда, он весь был во власти горя. Было бы чересчур жестоким оставить Гвейра наедине с его страданиями. Держать его всю ночь возле себя Камбер тоже не мог — после такого дня он заслужил и отдых, и одиночество.

Войдя в свои покои, он подвел Гвейра к двери Йоханнеса. Камердинер не удивлялся странным просьбам своего хозяина. Ответ на легкий стук последовал незамедлительно.

— Отец настоятель?

Камбер ввел Гвейра в комнату и усадил в кресло рядом с небольшим камином.

— Йоханнес, это Гвейр, слуга лорда Камбера, — представил он, погладив гостя по голове. — Не можешь ли оставить его у себя на ночь?

— Разумеется, отец настоятель. Не нужно ли чего еще? Может, бокал вина?

— Я возьму у себя, — ответил Камбер, освобождая ладонь из рук Гвейра и знаком приглашая Йоханнеса. — Посиди с ним, пока я не вернусь.

В комнатах, разыскивая вино и кубки, он думал о Гвейре. Его привязанность и прежде чувствовалась, во всяком случае, в ней можно было не сомневаться. Мальчиками они с Катаном были очень дружны, правда, после смерти сына Камбера Гвейр пропал из виду, они больше не встречались.

А юный рыцарь сохранил свои детские впечатления. Привязанность вернулась к повзрослевшему Гвейру, выросла и окрепла за месяцы, что они вместе с Синхилом провели у михайлинцев. Теперь его любовь и преданность Камберу прошли испытания смертью и вырвались наружу истерикой. Что же делать?

Он нашел бокалы, которые искал, в изголовье кровати взял небольшую шкатулку и принялся искать снотворное. Главным сейчас был сон. Если только он не ошибается в своих выводах, горе Гвейра ослабеет нескоро — он слишком подавлен и не видит цели в жизни. Его чувства, разумеется, после хорошего отдыха,