Фантастика 2025-156 - Оксана Олеговна Заугольная

велел отдыхать с дороги. Я оценила этот жест сильного и уверенного в себе мужчины, который не выносит семейные ссоры на люди. Думаю, за дверями спальни он много чего жене скажет, но сейчас Милана, хрупкая светлоглазая женщина, сидела рядом со мной на диване, пила чай с молоком и внимательно разглядывала всех присутствующих.

В гостиную позвали всех, кто был в доме, и домочадцев, и гостей, и Ильяна. Вопрос был серьезным, утаивать что-то не имело смысла.

Туманов мне понравился с первого взгляда. Узкое благородное лицо, острая бородка, длинный нос… Похож на клинок. Опасный и весьма уверенный в себе. Я даже блокнот достала незаметно. Не все же мне Казимира да Устю рисовать, нужна и альтернатива какая-то!

— А славный у вас дом, Казимир Федотович, — начал светскую беседу Туманов. — Очень гармоничный. И обстановка чудесная. И люди тут живут душевные, я вижу.

— Ближе к делу, Георг Павелевич, — холодно оборвал неуместные излияния Казимир, тяжело опираясь бедром на подоконник. — Мы вас вызвали…

— Помню-помню, искать “обратный” артефакт. Я даже эксперта с собой прихватил, — и дядька с умными глазами мягко улыбнулся Милане.

Вот глаза — это самое выразительное в его лице. Темные, почти черные, конечно же, они заметили и блокнот у меня на коленях, и мою рассеянность. Чуть позже придется объясниться.

— Я к чему веду-то, господин Долохов… именно в таких славных домах крысы-то и заводятся обычно. Потому как хозяева чрезмерно доверчивы.

— Попрошу без намеков, господин дознаватель, — спокойно ответил Казимир. — Пока не найден артефакт и не выдвинуто никаких обвинений, воздержитесь от подобных рассуждений. Я никого из своих близких пугать и обижать не позволю.

— Похвальная и довольно редкая диспозиция, — кивнул Туманов. — Ну-с, тогда сразу к делу. Рассказывайте все, что узнали.

Марк Пиляев (снова один, без Ольги) начал с сердечной недостаточности Казимира. Знали лекари о ней с рождения, но поделать ничего не могли. Вели наблюдения, рекомендовали возить ребенка на воды и не сильно тревожить. Годам к двенадцати прогнозы стали оптимистичнее, дескать, если уж дожил до таких лет, дальше будет лучше. Потом родилась Ольга, потом погибли родители. И сердце Казимира вполне выдержало эти потрясения. Несколько лет он даже не вспоминал о своей болезни.

— Очень интересно! — невесть чему обрадовался Туманов. — И когда снова появились симптомы?

— Лет в двадцать пять, — подумав, припомнил Казимир.

— Что в это время была за жизнь у вас?

Я рисовала Туманова и думала о том, что он, действительно, разбирается в своей работе. Лекарям такие вопросы и в голову не приходили.

А Казимир почему-то виновато покосился на меня и вздохнул.

— Ну… веселая жизнь была, — нехотя ответил он. — Мне в голову ударили деньги. Я много пил, гулял. Женщины всякие там…

— Какие женщины? — дотошности дознавателя можно было позавидовать.

— Вам что, список подготовить? — супруг мой начинал злиться.

— Возможно, попрошу и список. Продолжайте.

— В то время мои сервизы взяли три медали на Зимней выставке в Подгорске. Я получил от государя большую премию и удачно пустил в дело. Заказов много было, полностью перестроили все цеха, набрали новых мастеров… Икшарцы даже приезжали, много купили… Словом, я возгордился чрезвычайно. Все сам, один, без помощи. От отца мне две лавки в Большеграде остались да маленькая мастерская. А завод я сам построил. Ну и… пустился во все тяжкие.

— Как я понимаю, недомогание вас не удивило?

— Нет. Когда много пьешь и мало спишь, сердце и у здорового заболит.

— И дальше?

— Дальше я познакомился с Марком, он был тогда студентом университета на первом курсе. И с тех пор за мной наблюдал Марк.

— Отлично, что нам скажет лекарь? — Туманов перевел тяжелый взгляд на Марка.

— Ну… в то время Казимиру пришлось завязать с веселыми попойками, — пожал плечами Пиляев. — Насчет женщин не уверен, прости, Мари.

Я кивнула, недоумевая, чего они так смущаются. Ну ясно же, что у такого обаятельного мужчины есть прошлое. Даже если опустить вопрос, что у него были деньги. К тому же десять лет назад я была совсем ребенком. Никто не мог и предположить, что мы будем как-то связаны.

К бывшим любовницам я Казимира если и ревновала, то весьма умеренно. Сейчас он весь мой, и мне этого довольно.

— В целом воздержание пошло мне на пользу, — припомнил Долохов. — Тогда я уехал сначала на воды, а затем в горы, в Икшар. Там же, на водах, познакомился с Синициным. А с Гальяновым я подружился раньше, когда он ко мне пришел заказывать кувшины для своего вина. До этого мы друг друга знали, но особо не общались. Да и младше он меня на шесть лет. В Икшар мы уже втроем поехали… Неважно.

Ясно-понятно. Там тоже пили и кутили. Куда ж без этого!

— А потом я вернулся, вплотную занялся заводами и здоровьем, но лучше не становилось. И целители дали мне срок до будущего лета, — неловко закончил Казимир.

— То есть ухудшение началось десять лет назад, — подытожил Туманов. — Что ж, пойдемте искать. Барышни нам не нужны, пусть остаются здесь. А мужские руки пригодятся. По опыту — подобные артефакты обычно находятся за шкафами, иногда под половицами.

— Чудесно, — фыркнул Казимир. — Давно хотел сделать в кабинете ремонт.

Асур со спящим на руках младенцем встрепенулся. Хотел отдать девочку жене, но я успела первой.

— Можно мне подержать? Люблю маленьких.

Заполучив в руки сокровище, разглядывала его, затаив дыхание. Что есть такого особенного в малышах? Они — словно бутоны прекрасных цветов. Пока еще крошечные, сморщенные, очень-очень нежные. Что вырастет из этой крохи? Какой цветок? Роза, быть может, или тюльпан, а может и вовсе какой-нибудь чертополох, колючий и своенравный. Как матушка, что тихонько сидела рядом и крошила пальцами булку.

Матушка и Устина ушли на кухню готовить обед, мужчины удалились крушить мой любимый кабинет, а мы с княжною Синегорской остались вдвоем. Точнее, втроем, считая ребенка у меня на руках.

— Для женщины, у которой умирает муж, вы на удивление спокойны, — заметила Милана, а я только усмехнулась. От нее я чего-то подобного и ожидала. И ответ приготовила заранее.

— Для супруги северного княжича вы на удивление любопытны.

— Туше, — помолчав, признала Милана. — Вы мне нравитесь. Художница?

— Вы мне тоже