Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

– Почему ты решил, что вчера что-то случилось?

– Сегодня тебя не было на работе. Ты не звонила, а когда ты не выходишь, то всегда мне звонишь. Я пришел к вам в отдел и встретил Вагнера. Он рассказал какую-то путаную историю про рейд в Ночном квартале, которую и сам вряд ли понял. Анны не было. Твоя начальница отказалась говорить со мной, сославшись на занятость, хотя для меня Лиза всегда находит минутку, ты и сама это знаешь. Я недоумевал и решил, что завтра задам все вопросы тебе. А теперь ты являешься вечером, не предупредив о визите. Если бы Валли не отменил наш поход в театр в последний момент, ты бы долго стучала и звонила в дверь пустой квартиры.

– Не уверена, что хочу об этом говорить, Рэй.

– Ладно. Как там Вагнер? Хорошо справляется?

Виттория стряхнула пепел в большую пепельницу, стоявшую тут же на прикроватном столике, и оглядела свой маникюр, поджав пальцы.

– Более чем. Умный малый. Я уже тысячу раз говорила Лизе, что ему самое место в убойном отделе. Да и Лиза ему то же самое твердит. Но он уперся и хочет сделать карьеру по всем правилам. Сначала – отдел нравов, потом – отдел по борьбе с наркотиками. Потом, если получится, отдел по борьбе с организованной преступностью. А потом уже отдел по расследованию убийств. Логика здесь есть. Если как следует узнать криминальный мир Треверберга изнутри, то работать в убойном будет в разы проще.

– Ты подружку ему еще не присмотрела?

– Я похожа на сваху, Лок?

– Ты похожа на чертовски сексуальную вампиршу-детектива из отдела нравов, которая спит в моей постели. Дай-ка подумать… ах да. Ты и вправду чертовски сексуальная вампирша-детектив из отдела нравов, которая спит в моей постели! Ну и дела. Тебе никто не говорил, что курить в одиночку невежливо?

Улыбнувшись, детектив Лейб протянула ему сигарету, и Рэй сделал пару мелких затяжек.

– Хочешь кофе, Вики?

– Нет.

– А что-нибудь пожрать?

– Нет. – Она вздохнула и отдала ему сигарету насовсем. – Я не уверена, что хочу продолжать работать в полиции.

– Не понял?

Виттория обхватила себя руками и посмотрела на разноцветные квадраты, из которых было соткано одеяло.

– Я хотела позвонить тебе в воскресенье вечером, узнать, дома ли ты. Хотела приехать. Но не успела, потому что мой номер набрал один из наших осведомителей. Половину ночи парень работает в «Девяти совах», а оставшееся время проводит в клубах попроще. Иногда его просят присмотреть за тамошними ночлежками и лав-отелями, когда намечается более-менее крупная сделка. На воскресный вечер как раз намечалась такая. И не просто крупная, а очень крупная.

– А, те работорговцы, о которых ты рассказывала. Привозят девушек из Восточной Европы, да?

Вампирша медленно кивнула.

– Да. По крайней мере, мы думали, что они торгуют девушками из Восточной Европы. Через полчаса вся группа была на месте. Мы вломились в эту трижды проклятую ночлежку, оцепили все вокруг на расстоянии километра. Но девушек там не было.

– Как? – удивился Рэй. – А кто был?

– Дети. – Ее горло сжалось от подступивших к ним слез, и она сделала пару глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. – Совсем маленькие дети. От семи до двенадцати лет. Подростки тоже, но, в основном, дети. Все в синяках, в крови, страшно голодные и напуганные. Их держали в клетках. В самых настоящих клетках, в таких перевозят животных из зоопарков. Лиза приехала с нами. Она работает в отделе нравов целую вечность, много всякого повидала, казалось бы, ее уже ничем не удивить и не испугать, но лицо у нее было такое, будто перед ней открылся последний круг ада. Наверное, это и есть последний круг ада. Они смотрели на нас, пытались выбраться из клеток, плакали, кричали, звали родителей. Они…

Виттория разрыдалась, и Рэй, неловко обняв ее, поцеловал в макушку. Умением утешать он похвастаться не мог, а при виде плачущих женщин и вовсе терялся, становясь беспомощным, как ребенок. Тем более что эта женщина на его памяти плакала впервые. Оба они молчали, забытая сигарета тлела в пепельнице, в ванной капала вода, а часы на стене мерно отсчитывали секунды. Что бы он почувствовал, став свидетелем такого? Офицер Лок прошел не одну войну, вытаскивал из-под огня раненых солдат, зашивал жуткие раны в полевых госпиталях, каждый день видел смерть, работая в реанимационном отделении госпиталя имени Люси Тревер. Когда тебя окружают страдания, сохранить здравый рассудок можно лишь одним способом – научиться не пропускать все это через себя. Ты забываешь и подростка, разбившегося на мотоцикле, и беременную женщину, перерезавшую вены из-за невозможности сделать аборт, и жертв страшных аварий, виновниками которых стали водители-наркоманы. Все это рано или поздно уходит в прошлое, подгоняемое злыми циничными шутками коллег в минутных перерывах на чашку кофе во время тридцатичасовых дежурств.

Но дети не забываются никогда.

Самые терпеливые пациенты, которые не плачут, когда ты обрабатываешь их ожоги или зашиваешь разодранную после падения с дерева ногу. И самые кошмарные пациенты в те роковые ночи, которые знакомы каждому реаниматологу: «скорые» приезжают одна за одной, громкоговоритель не замолкает, в приемном покое не протолкнуться, все операционные заняты, а у тебя на руках умирает ребенок. Рэй давно ушел из госпиталя имени Люси Тревер, но маленьких пациентов, которых так и не смог спасти, до сих пор помнил по именам. Иногда они являлись ему во сне, и он, открыв глаза посреди ночи, боялся возвращаться в постель, а несколькими часами позже на месте преступления испытывал облегчение, видя в меловых силуэтах на полу или асфальте взрослых мужчин и женщин.

– Не плачь, Вики. Вы наконец-то поймали козлов. Их посадят надолго.

– Если найдут прямые доказательства. Пока что мы располагаем лишь косвенными уликами. Дети в корне меняют дело, но у этих ребят отличные адвокаты. Отбрехаются даже в том случае, если против них будет весь мир. – Она вытерла слезы тыльной стороной ладони. – Я не могу спать, не могу есть. Эти грязные дети в клетках так и стоят у меня перед глазами.

Рэй рассеянно перебирал в пальцах прядь ее волос.

– Возьми отпуск. Съезди к отцу в Штаты. Проветри голову. Мы каждый день видим столько кошмаров, что любой другой давно поседел бы. Но у нас тоже нервы не железные. Ты