Я уничтожил Америку 2 Назад в СССР - Василий Высоцкий

— Ох и ё… — начал было Семён Абрамович, но Матрона Никитична дёрнула его за рукав.

— Не матерись, Сеня! Самой ругаться хочется.

— Что же теперь будет? — посмотрел на меня Семён Абрамович.

Почему-то невольно взгляды всех присутствующих обратились ко мне. Как будто у меня был заготовленный план на случай смерти генсека. Ага, и сейчас я буду поэтапно его выкладывать.

— Что будет? Перемены будут, — проговорил я. — Перемены во власти, в курсе страны. Заканчивается скучная рутина, приходят весёлые времена.

— Насколько они будут весёлыми для нас? — спросил аккуратно Семён Абрамович.

— Обхохочемся, — пожал я плечами.

Тишина повисла тяжёлым, липким полотном. Даже Матрона Никитична, вечно готовая ввернуть едкое замечание, на этот раз молчала, будто язык проглотила.

Михаил нервно почесал переносицу, потом вдруг резко поднял голову:

— А ты-то чего так уверенно? Откуда знаешь, что будет?

Я усмехнулся. Посмотрел на вчерашних молодожёнов. Не то чтобы мне действительно было известно больше, чем этим старикам, пережившим и войну, и Сталина, и хрущёвскую оттепель. Но в их глазах читался немой вопрос: «Ну скажи же нам, что всё будет хорошо! Мы же это заслужили!»

А я не был уверен, что обязательно всё будет хорошо. Зато я был уверен, что будет по-другому!

— Да так, — махнул рукой. — Логика подсказывает. Один ушёл — другой придёт. И каждый новый начнёт с того, что будет ругать предыдущего. А потом всё пойдёт по новой.

— То есть как при Хрущёве? — хрипло спросила Матрона Никитична. — Когда он за Сталина взялся…

— Ну… примерно. Только, думаю, поаккуратнее.

Семён Абрамович задумчиво потер подбородок.

— И кто, по-твоему, теперь?..

Я пожал плечами.

— Андропов? Суслов? Черненко? Кто-то из них?

— Андропов тоже…

— Ох, ёлки… — Семён Абрамович снова потянулся к крепкому словцу, но Матрона Никитична на этот раз уже не одёргивала его.

По радио заиграл траурный марш. Грустный, размеренный, как шаги истории.

— Ладно, — вздохнул я. — Теперь главное — не высовываться.

— А когда это не было главным? — хмыкнул Семён Абрамович.

Я же отправился приводить себя в порядок. В голове крутились мысли, набегали одна на другую и тут же срывались. Мне немного осталось до того времени, как должен прийти ответ из обкома. Предполагалось, что там меня проведут по всем инстанциям относительно легко. Очень уж хорошая у меня за два с половиной месяца сложилась характеристика. Был непогрешим, честен, отзывчив — прямо настоящий коммунист!

А ещё подмазывал там, где нужно и подкладывал там, где можно было упасть. Да, без взяток не обошлось. И зря говорят, что в советское время взятки не любили. Боялись больше, чем в моё время, но любили не меньше.

Когда Высоцкий узнал, что я планирую отправиться в путешествие заграницу, то дурашливо пропел:

— А за месяц до вояжа, инструктаж проходишь даже! Как там проводить все дни: «Чтоб поменьше безобразий! А потусторонних связей чтобы — ни-ни-ни!»

Да уж, пришлось покрутиться-повертеться. Нужно было получить характеристику о благонадёжности от профсоюза. Характеристику должны были подписать руководитель предприятия, секретарь парторганизации и председатель профкома.

Дальше шло согласование характеристики в райкоме. Меня вызывали на собеседование, проверяли, какие мировоззренческие мнения я смогу транслировать иностранцам и как буду отстаивать их в дискуссии. Думаю, что духи и коньяк с сигарами прекрасно помогли мне доказать превосходство социализма над остальными общественно-политическими учениями и строем.

Потом было утверждение списка туристов комиссией при обкоме. В комиссию обычно входил начальник местного управления КГБ. Тут уже я попросил содействовать людей из КГБ, которые принимали участие в разработке банды Кантарии. И это содействие мне помогло больше, чем подарки и белозубые улыбки.

Я даже подумал, что надо было сразу к этим ребятам обратиться — меньше тратить бы пришлось.

Получение выездной визы — дело не лёгкое. Это в моём времени даётся почти всем и без разбора. Тут же разрешения выдавались на каждый выезд, однократно и только в страну назначения.

Поэтому приходилось крутиться и вертеться ужом, чтобы добиться желаемого. Мне кажется, что я добился.

Конечно, будет грустно расставаться с людьми из коммуналки — за это время прикипел к ним душой. Прямо родными стали. Однако, большие дела требуют жертв. И одной из этих жертв должно стать расставание.

Сколько их ещё будет в моей жизни? Немало. Но чувствую, что это коммунальное сообщество запомню навсегда.

Если получу разрешение, то накатаю свои взгляды и свои предложения в два адреса и отправлюсь со спокойной душой заграницу. Двое людей, которых я вытаскивал из темноты забвения, не должны подвести!

Жалко ли мне было Брежнева и Андропова? Нет. Не жалко. Брежнева не жаль за то, что он допустил застой, а Андропова за инициативу введения войск в Афган. Да и другие делишки за ними водились. Так что они заслужили такую участь.

Я вышел из ванной, оделся и отправился на работу. Сегодня надо будет постоянно себе напоминать, что улыбаться не нужно. Всё-таки Генсек умер…

Глава 6

И вот, девятнадцатого августа меня вызвали наверх…

Не в том смысле, что на самый верх, выше которого уже было некуда, а пред лица высшей комиссии. У меня это была комиссия в составе секретаря обкома КПСС, завотделом административных и торгово-финансовых органов обкома КПСС, представителя КГБ, председателя облпрофсовета.

И тут должен был вынесен окончательный вердикт: либо я поеду, либо стану «отказником».

Я, разумеется, пришёл заранее минут за десять-двадцать, постоял у дверей приёмной, подождал вызова и осторожно толкнул дверь кабинета. Сделал лицо, как будто я сразу почувствовал себя маленьким и незначительным перед лицом представителей партии. Винтиком в огромной машине.

— Проходите, товарищ Жигулёв! — голос секретаря звучал строго, почти сурово.

Тощий, как высушенная таранька председатель сидел посередине стола, прямо напротив двери, остальные члены комиссии расположились справа и слева от него полукругом, будто зрители в театре. Обзор со всех сторон! Фиксация полнейшая!

Первым делом секретарь показал рукой на стул, стоящий перед столами. Указал мне на моё место!

Я мельком осмотрел членов комиссии. Все в штатском, подтянутые, серьёзные, лица словно из мрамора высечены. Завотделом административников оказался невысоким мужчиной с залысинами и очками в тонкой оправе, улыбнулся приветливо, хотя улыбка вышла вымученной и фальшивой. Представитель КГБ выглядел наиболее грозно — высокий, худощавый, взгляд холодный и внимательный, сканирующий. Председатель облпрофсовета, мужчина пожилой, лысый, седобородый, покачал головой, внимательно изучив мою папочку с бумагами.

В общем, всё