Точка Лагранжа - Эдуард Сероусов

Они переместились в небольшую комнату отдыха рядом со столовой, которая в это время была пуста. Амара проверила, что дверь закрыта, и повернулась к Чену.

– Вчера ночью я видела… что-то, – начала она неуверенно. – Работая с данными, я внезапно начала воспринимать паттерны на совершенно ином уровне. Как будто я могла видеть связи между числами, формами, концепциями, которые обычно невидимы.

Чен почувствовал, как его сердце ускорило ритм.

– Четырехмерные структуры? – спросил он тихо.

Амара уставилась на него широко раскрытыми глазами.

– Вы тоже это видели?

Он кивнул.

– Вчера, поздно ночью. Я думал, что это галлюцинация из-за усталости.

– Это не галлюцинация, – покачала головой Амара. – По крайней мере, не в обычном смысле. Я проверила данные с нейросканеров, которые Ковальский установил для мониторинга состояния экипажа. В моменты этих… видений… наблюдается уникальная активность в теменной доле и других областях мозга, связанных с пространственным восприятием и абстрактным мышлением.

– Вы думаете, это прямое воздействие пространственных искажений на наш мозг?

– Или нечто более сложное, – ответила она задумчиво. – Что если эти искажения не просто влияют на нас, а… настраивают? Как если бы наш мозг был приемником, который постепенно калибруется для восприятия сигнала в новом диапазоне.

Чен почувствовал дрожь, пробежавшую по позвоночнику.

– Мы должны сообщить об этом Соколовой и Ковальскому.

– Да, – согласилась Амара после паузы. – Но я хочу, чтобы вы знали: я не считаю это опасным. Пугающим – да, незнакомым – безусловно. Но не враждебным.

– Почему вы так уверены?

– Интуиция, – она улыбнулась, заметив его скептический взгляд. – Не только. Эти переживания… они не деструктивны. Они не разрушают наше восприятие, а расширяют его. Это больше похоже на… учителя, представляющего новые концепции, чем на врага, атакующего наш разум.

Чен хотел возразить, но остановился. В ее словах был смысл, и они соответствовали его собственным ощущениям. Несмотря на странность и некоторую тревожность опыта, в нем не было ничего явно угрожающего.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Давайте представим это как научное наблюдение, а не как медицинскую проблему.

К концу недели стало ясно, что подобные опыты не были изолированными случаями. По крайней мере треть экипажа сообщила о странных изменениях восприятия, особенно среди научного персонала, который больше всего работал с данными о пространственных искажениях.

Соколова созвала экстренное совещание с участием всех руководителей подразделений. Атмосфера была напряженной – многие опасались, что экипаж подвергается какому-то неизвестному воздействию, которое могло быть опасным.

– Итак, – начала Соколова, когда все собрались, – мы имеем дело с феноменом, влияющим не только на наши системы, но и на наш мозг. Доктор Ковальский, ваша медицинская оценка?

Врач откашлялся, явно чувствуя себя неуютно под взглядами коллег.

– С медицинской точки зрения, нет признаков негативного воздействия, – сказал он. – Никаких нарушений работы мозга, никаких повреждений нейронных сетей. Напротив, мы наблюдаем повышенную активность в определенных областях, связанных с высшими когнитивными функциями. Если бы не необычность симптомов, я бы сказал, что это положительные изменения.

– Но мы не можем исключить отложенные эффекты, – возразил Тейлор. – То, что выглядит безвредным сейчас, может оказаться опасным в долгосрочной перспективе.

– Согласен, – кивнул Ковальский. – Но пока мы можем только наблюдать и документировать.

– Доктор Чен, доктор Оконкво, – Соколова повернулась к ним. – Вы оба испытали эти… видения. И вы оба работаете над расшифровкой сигналов. Есть ли связь между тем, что вы переживаете, и тем, что обнаруживаете в данных?

Чен и Амара переглянулись. Это был ключевой вопрос, который они обсуждали последние дни.

– Мы считаем, что да, – ответил Чен. – Математические паттерны, которые мы обнаруживаем в пространственных искажениях, становятся все более сложными, выходя за рамки обычной трехмерной геометрии. Одновременно наш мозг, кажется, развивает способность воспринимать эти высшие измерения, хотя бы частично.

– Это похоже на процесс обучения, – добавила Амара. – Как если бы «Тессеракт» постепенно учил нас языку, основанному не на звуках или символах, а на самой структуре пространства-времени.

– Вы предполагаете разумное намерение за этими эффектами? – уточнила Соколова.

– Мы рассматриваем такую возможность, – осторожно ответил Чен. – Хотя это может быть и автоматический процесс, заложенный создателями объекта.

– Независимо от причины, – вмешался Такеда, – эти эффекты реальны и будут, вероятно, усиливаться по мере нашего приближения к объекту. Мы должны решить, как реагировать.

– У нас есть три основных варианта, – сказала Соколова. – Первый: повернуть назад, вернуться в зону с меньшими искажениями. Второй: продолжать движение, но разработать более совершенную защиту от этих эффектов. Третий: принять эти изменения как часть процесса контакта и адаптироваться к ним.

Последовала долгая дискуссия, во время которой обозначились две основные фракции. Тейлор, Дюпон и несколько других членов экипажа настаивали на осторожном подходе, предлагая либо повернуть назад, либо значительно усилить защитные меры. Научная группа, включая Чена, Амару, Такеду и других, склонялась к продолжению миссии при тщательном мониторинге ситуации.

– Мы не можем просто отказаться от миссии после пяти месяцев пути, – аргументировал Мбеки. – Мы почти достигли цели. Повернуть сейчас было бы предательством всего, ради чего мы здесь.

– Речь не о предательстве, а о безопасности, – возразил Тейлор. – Мы входим в зону неизвестных эффектов, которые могут представлять угрозу для экипажа и корабля.

– Но мы не видим никаких признаков враждебности, – заметила Карла. – Напротив, все указывает на попытку коммуникации, пусть и очень необычным способом.

В конце концов, решающее слово осталось за Соколовой. После долгого молчания, во время которого она, казалось, взвешивала все аргументы, она наконец объявила свое решение.

– Мы продолжаем движение к объекту, – сказала она твердо. – Но с дополнительными мерами предосторожности. Во-первых, мы еще больше снижаем скорость, чтобы дать нам время адаптироваться к каждому новому уровню искажений. Во-вторых, доктор Хан и ее команда продолжают работу над защитой критических систем. В-третьих, доктор Ковальский устанавливает круглосуточный мониторинг нейрофизиологических показателей всего экипажа. При первых признаках негативного воздействия мы немедленно меняем курс.

Она обвела взглядом присутствующих.

– Эта миссия имеет историческое значение. Мы можем стать первыми людьми, установившими контакт с внеземным разумом или его творением. Этот шанс выпадает раз в истории вида. Мы не можем упустить его из-за страха перед неизвестным.

Ее слова, как всегда, оказали объединяющий эффект. Даже те, кто был настроен скептически, признали логику ее решения.

В последующие дни странные эффекты продолжились, но экипаж начал адаптироваться к ним. Технические сбои стали восприниматься как неизбежная часть путешествия, а необычные изменения восприятия – как интригующий феномен, достойный изучения, а не опасения.

Чен обнаружил, что может частично контролировать свои «видения», вызывая их целенаправленной концентрацией на определенных паттернах данных. Вместе с Амарой они разработали методику, которая позволяла использовать эти измененные состояния сознания