Мой Тёмный Амур - Алексей Вячеславович Гришин

О, ну вот это уже более предсказуемо. Отрицать вину – лучшая стратегия для преступника.

– Уверен?

Я смотрю на него в упор. Меня бесит, что он продолжает возлежать на диване, как хозяин пира в Древней Греции, к которому с дурацкими вопросами зашла рабыня.

– А ты настойчивая. По тебе и не скажешь, – лениво отзывается Валентин, по-прежнему совершенно не впечатленный.

– А что по мне скажешь?

Вместо скандала с разоблачением и признанием вины получается спокойная беседа. От этого мне не по себе.

– Что ты скучная. Не способна заинтересовать мужчину. Живешь в своем мире, не умеешь флиртовать. Когда заметил на вечеринке, даже жаль тебя стало.

Он смотрит выжидающе, словно охотничий пес перед нападением. Чего он ждет? Слез? Возмущения? Мой гнев вдруг сходит на нет, будто схлынула океанская волна. По самому Валентину тоже кое-что сразу можно сказать: он ледяной бездушный мерзавец, осторожный и расчетливый. Наверняка в глубине души он удивлен, что я нашла его, но как умело скрывает эмоции! Не буду тешить его эго слезами и просьбами. Надо быть хитрее.

– Я действительно скучная, – вздыхаю я, и брови Валентина удивленно поднимаются. – Даже когда ты наложил на меня любовные чары и заставил тебя поцеловать, я ничего не чувствовала. Похоже, со мной что-то не так.

О да, вот теперь я застала его врасплох. Если он действительно Темный Амур и губит несчастных девушек, то жаждет распоряжаться их жизнью и смертью. Без сомнений, слышать об отсутствии у жертвы чувств обидно.

– Я не накладывал на тебя никаких чар, идиотка, – холодно произносит он и садится, спустив с оттоманки босые ноги. Ну наконец-то! – Ты целовалась со мной в свое удовольствие. Амуры в этих вопросах такие же беззаботные, как люди. По тебе сразу было видно, что сердце у тебя уже мхом поросло. И другие части, возможно, тоже. – Он щелкает пальцами. – Я понимал, что ты набросишься на любого, кто к тебе проявит хоть каплю интереса.

Как грубо! Но я лишь пожимаю плечами. То, что его бесит равнодушие, совершенно очевидно. Амуры – не только развеселые духи любви, сводники для смертных, их верные, хоть и невольные, помощники. Мы еще и стрелки, любовные снайперы. Попасть в цель нашей стрелой не так просто, как кажется, она почти эфемерна. Чем точнее острие входит в центр сердца объекта, тем легче войдет в него любовь.

Некоторые из нас предпочитают стрелять кое-как, лишь бы сердце задеть, а потом «дорабатывать» объект, подстраивая ситуации, когда он столкнется со своей парой. Многих из наших эта игра искренне развлекает. Но я ненавижу болтовню, и мне скучно наблюдать за смертными.

Именно поэтому на досуге я постоянно упражняюсь в стрельбе, чтобы стрела за меня сделала всю работу, сразу накрыв объект лавиной любви к кому надо. Дальше люди обычно все делают сами. Важно не терять навык: пара недель без тренировки, и вот уже стреляешь, как мазила.

Сейчас я – похоже, впервые в жизни – стреляю в кого-то словами, а не любовными стрелами. Но принцип, как ни странно, тот же: когда нашел цель, попади точно в нее, а дальше объект сам все сделает. Трехсотлетний опыт стрелка не подвел.

– Какие-то чары ты на амуров все равно накладываешь, чтобы убить их поцелуем, – задумчиво продолжаю я. – Я-то скучная одиночка, ты прав. Но Астра, возлюбленная Лео… та, что рассыпалась на средневековой площади. Если у них была такая любовь, с чего ей тебя целовать? Ты ничего, но Лео, уж извини, посимпатичнее.

Конечно, я не могу знать, он ли поцеловал неведомую мне Астру, но его глаза темнеют, и я понимаю, что опять попала в яблочко. Валентин резко встает и направляется ко мне, туже затягивая пояс халата. Высокий. Опасный. Приближается походкой хищника. Но страх смерти, как ни странно, помог мне стать храбрее, чем когда-либо раньше. Я не отступаю, молча глядя на него.

– Любовь – это иллюзия. – Он приближает лицо так, что едва не касается меня носом, и я невольно вздрагиваю. Мы стоим точно так же, как на вечеринке, просто на сей раз на нас нет масок. – Амуры, люди, нимфы, всем просто кажется, будто они кого-то любят. А потом минутная слабость, и вот они уже хотят других. Может, всего на секунду, но это неизбежно. Таким желаниям поддаются все.

– Разумный повод их убить, – соглашаюсь я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Пару секунд мы молчим. Я вижу: он хочет, чтобы я оробела под его властным взглядом, но не собираюсь отступать. Мне надо отыскать хоть крохотную надежду на спасение.

– Хочешь сказать, Астра не так уж сильно любила Лео и поддалась первому же искушению? – Мне даже удается изобразить смешок. – К ней ты тоже в маске подкатил? И о чем вы говорили? О поэзии? Погоде? О смерти?

Я слово в слово повторяю то, что он сказал мне на вечеринке.

– О человеческой живописи, – почти ласково отвечает Валентин. – А теперь убирайся из моего дома, как там тебя… Лира?

– Ты тут живешь? – Я по-настоящему удивлена. Кто бы мог подумать, что змеи на ограде вовсе не самые ядовитые гадины в этом доме. – Почему я тебя никогда не встречала?

– Один раз встречала. Похоже, я действительно не произвел большого впечатления.

Сначала я думаю, что он имеет в виду эту ночь, а потом… Так вот откуда мне были знакомы его глаза! Он прав, где-то ведь мы виделись. Я отчаянно силюсь выцарапать из памяти ситуацию, но не получается. В голове смутно вспыхивает что-то мрачное: пожар, какой-то пожар, повсюду угли и это лицо, покрытое пятнами сажи. Но когда это случилось? Не могу вспомнить.

– Признаться, не помню. – Наверняка моя честность только сильнее его взбесит. – Так что, ты постоянно живешь в Петербурге?

Глаза Валентина на секунду сужаются. То ли это такая гримаса устрашения, то ли что-то его и правда задело. Он не отвечает, и я продолжаю:

– Сатир Паныч сказал, что ты унылый скользкий тип, и как же он прав! Как ты добился, что никто не заметил тебя вчера на нашей вечеринке? Тоже какое-то заклятие?

– Существа не способны заворожить друг друга. Никаких любовных заклятий я на тебя не накладывал, – цедит Валентин. – Сколько раз повторить?

– Конечно. Просто поцеловал, и сила твоих магнетически прекрасных губ лишила меня воли к сопротивлению. Это было так восхитительно, что я тебя не оттолкнула, погрузившись в магию момента.

Лицо Валентина застывает. Он чувствует, что я издеваюсь над ним, и это его раздражает. Видимо, он сам планировал издеваться надо мной, и ему не нравится, как повернулось дело.