Протокол: Новый Архимаг 5.0 - Кирилл Геннадьевич Теслёнок

— Княжна, — он поклонился. — Как вы и просили я собрал всю информацию. Семен в аудитории.

— Отлично, — она окинула взглядом полдюжины бойцов княжеской гвардии, которые высыпали из машин сопровождения. Их черная тактическая броня резко контрастировала с мирной зеленью парка.

— Княжна, простите мою дерзость, — Мышкин посмотрел на бойцов ошарашенными глазами. — Но зачем… столько охраны? Мы же просто… А ваш батюшка…

— Мы не просто, Андрей, — прервала она его, надевая темные очки. Они сверкнули серебряными оправами дуг. — Сегодня здесь будет очень… людно. И очень жарко. Намечается серьезная заварушка. И я хочу быть уверена, что главный приз достанется нам. Целым и невредимым.

Аудитория триста семь. Семен Ветров

«К нам гости, босс, — ее голос дрожал от напряжения, но она держалась. — Много гостей. С трех разных сторон. Люди Страхова, остатки „Клинков Дракона“ и… кажется, твоя подружка из „Меритас“ решила устроить корпоратив.»

«Алиса, что происходит⁈ — мысленно заорал я, чувствуя, как ледяная волна паники поднимается изнутри. — Почему меня хотят столько людей?»

«Хотела бы я сама знать, почему тобой резко заинтересовалась такая толпа в одно и то же время… Они окружают факультет. Если ты сейчас активируешь Мегамозг, чтобы стать на отлично, ты лишишься последнего своего козыря. И тогда этот экзамен закончится не пересдачей, а вскрытием».

Я выругался про себя. Ловушка захлопнулась.

— Итак, господин Ветров? Я жду ответа, — голос Шварца вернул меня в реальность.

Я посмотрел на него. На его сухое, бесстрастное лицо.

Он может тянуть время? Держать меня здесь, пока снаружи собирались палачи.

Но я не собирался сдаваться. Я обещал Ярославу. И поэтому просто убежать не мог. Мне нужно чертово Глубокое Хранилище, нужны все эти древние знания. Потому что иначе… весь этот мир меня сожрет.

И я пошел ва банк.

— Простите, профессор, я… задумался, — сказал я, собирая волю в кулак. — Позвольте, я переформулирую.

И я начал говорить. Без Мегамозга. На одной лишь памяти, наглости и отчаянии. Я цитировал Канта, спорил с Азимовым, приводил примеры из древних философских трактатов, которые мы разбирали с аристократами этой ночью. Я говорил, а сам чувствовал, как кольцо сжимается.

Шварц слушал. Он не перебивал. На его лице не дрогнул ни один мускул. Но я видел, как в глубине его глаз разгорается огонь. Не гнева. А… интереса.

Я почти справился. Я почти дошел до конца. Оставался последний, финальный аккорд. Но он задал вопрос, который выбил почву у меня из-под ног.

— Все это прекрасно, Ветров. Но вы говорите о системах. О логике. А что насчет хаоса? Что, если в уравнение вмешается переменная, которую нельзя просчитать? Непредсказуемость. Безумие. Что тогда?

Я замолчал. Он поймал меня. Все мои идеальные теории рушились перед этим простым вопросом. Я не знал, что ответить.

Я в отчаянии обвел взглядом аудиторию. И мой взгляд случайно зацепился за Тимура Кайлова. Он больше не смотрел в окно. Он смотрел на меня. Рассеянно ковыряя в носу карандашом. И улыбался своей блаженной, дурацкой улыбкой.

Он отложил карандаш и поднял руки. Сложил пальцы. И показал мне бабочку. Простую, детскую бабочку, порхающую в воздухе.

Что-то щелкнуло у меня в голове. Не логика. Не знание. Что-то другое.

Я посмотрел на Шварца.

— Хаос, профессор? — я усмехнулся. — А что, если я вам скажу, что хаос — это просто бабочка, которая ест пыль серебряной ложкой? И ее крылья создают порядок, который мы просто не в силах постичь. Потому что мы слишком серьезно относимся к своим уравнениям. И забыли, как летать.

Аудитория замерла. Шварц замер. На его лице впервые за весь день отразилось чистое, незамутненное изумление.

Я сам не понял, что сказал. Это была чушь. Абсурд. Но в этой чуши, кажется, для профессора сверкала какая-то своя, безумная истина.

Шварц… он был сломлен. Я видел это. Мой тупой финальный ответ не просто был правильным. Он был… абсолютным. Он словно разрушил всю его картину мира, всю его дихотомию добра и зла. Я не стал играть по его правилам. Я создал свои.

Он смотрел на меня. Долго. И в его глазах я видел не гнев. Я видел… страх. Страх перед силой, которую он не мог понять. И не мог контролировать. Он увидел во мне не студента.

Он как будто увидел в моих глазах холодный, безжалостный свет… чего-то совсем иного.

— Очень… убедительно, господин Ветров, — наконец прошептал он. Его голос дрожал. — Вы сдали. На… «хорошо».

— Почему? — возмутился я. — Почему не на «отлично»?

Черт… а если Ярослав к этому докопается? Ведь условием же был полный разгром и капитуляция Шварца… Судя по реакции профессора, он и правда практически уничтожен финальным ответом. Но… как будто бы… не до конца?

— Потому что вы ещё не бабочка, Ветров, — Шварц бросил странный взгляд на Тимура. — Тот весело помахал ему рукой. — А… просто ее кокон. Вам еще… предстоит выпустить то, что находится внутри вас и сделать первый «бяк-бяк-бяк»… Давайте немного вам поможем и дадим вам серебряную ложку…

Холодок пробежал по спине. О чем этот старый хрыч толкует? Неужели он…

Шварц медленно поднялся. Его рука полезла в карман потертого халата.

— А теперь… последний урок.

Он достал его. Маленький, старый, потускневший серебряный компас. Такой, какими пользовались моряки сотни лет назад. Он выглядел как бесполезный хлам в этом мире высоких технологий.

Шварц повернул крышку. Раздался тихий, едва слышный щелчок. Стрелка компаса бешено закрутилась, а потом с тихим звоном что-то в его механизме словно лопнуло…

— Проект «Войд»… активирован, — прошептал Шварц, глядя на меня. В его глазах стоял ужас. И какая-то жуткая, извращенная решимость. — Простите меня, бабочки…

Далее платно

Чибик Серафимы 50 ₽

Версия за 100 ₽

Глава 9

Его имя

И мир вокруг нас… погас.

Солнце, светившее в окна аудитории, исчезло. Небо… за мгновения затянулось черной, беззвездной пеленой. В центре этой черноты, прямо над Академией, начала разворачиваться дыра. Не просто дыра. Разрыв в ткани реальности. Из него не лился свет. Из него лилась… тьма. Концентрированная, абсолютная пустота, которая пожирала звезды, облака, сам дневной свет.

Звук умер первым. Гудение ламп, шелест конспектов, даже испуганное дыхание студентов — все утонуло в абсолютной, неестественной тишине. Словно мир поместили под гигантский стеклянный колпак и высосали из него весь воздух. И всю надежду.

Я смотрел на Шварца. Он стоял, дрожа, и смотрел на свое творение. На