Дипломатия броненосцев - Иван Валерьевич Оченков

выстрелов, крики ужаса и треск ломающихся деревянных конструкций слились в одну ужасающуюся какофонию. Казалось, еще несколько секунд и все будет кончено, однако случилось непредвиденное. Вонзившийся в корпус вражеского корабля таран застрял, и русский броненосец, несмотря на все усилия его машинной команды, никак не мог отойти в сторону.

Тем временем опомнившиеся английские моряки с отчаянием обреченных бросились на абордаж. Вооружившись всем, что попалось им под руку, британцы один за другим перепрыгивали на наш корабль. Многие при этом переломали себе ноги и, соскользнув с покатых бортов, падали в воду. Остальные же, оказавшись на палубе столь непривычного корабля, попытались проникнуть внутрь.

Одни начали вскрывать ведущие на верхнюю палубу люки, другие попробовали пролезть сквозь находящиеся у самой воды артиллерийские порты. Но наиболее отчаянное положение сложилось у боевой рубки. Захлестнувшие русский корабль враги пытались поразить ее защитников сквозь амбразуры, несколько самых отчаянных забрались на крышу. Оказавшийся в западне вместе с двумя матросами Лихачев поначалу пытался отстреливаться из револьвера, но когда нападавших стало слишком много, приказал своим подчиненным спуститься вниз, после чего последовал за ними и задраил за собой люк.

Захватившие рубку британцы вскоре сообразили, что не сумеют пробраться внутрь корабля, после чего принялись крушить амбрюшоты и крутить штурвал. К счастью, последний не имел связи с рулем, а потому перехватить управление им не удалось.

Тем временем надрывающиеся машины сумели-таки вырвать свой корабль из смертельных объятий гибнущего противника, и «Не тронь меня» медленно, дюйм за дюймом, подался назад, после чего ему удалось отойти. В отрывшуюся пробоину «Джеймса Уатта» тут же хлынула морская вода, после чего обреченный корабль сначала лег набок, а затем стремительно ушел на дно, утащив за собой добрую половину экипажа.

Сложилась поистине парадоксальная ситуация. Потерявшие свой корабль англичане облепили верхнюю палубу вражеского корабля, но при этом никак не могли попасть внутрь. Русские же, в свою очередь, не рисковали выходить наружу и понемногу выводили свой корабль из боя.

Однако подобный оксюморон не мог длиться вечно. Скоро пятящийся броненосец вышел из клубов дыма и оказался рядом с моим флагманом.

— Папа, смотри сколько людей! — звонко закричал сумевший-таки ускользнуть из-под бдительного ока своего дядьки Николка.

— Господа, вы тоже это видите? — спросил удивленный Беренс, показывая на палубу флагмана броненосного отряда.

— Может пройтись по ним картечью? — кровожадно ухмыльнулся Попов.

— Стрелять из пушек по своим не самая лучшая идея, — возразил ему Краббе.

— Вызвать на верхнюю палубу морскую пехоту! — приказал я, одновременно перехватывая наследника и пряча его за фальшбортом.

Тут же раздались отрывистые команды офицеров, затем протяжные трели боцманской дудки, после чего раздался топот матросских сапог, и вскоре на шкафуте выстроилась полурота «аландцев» с шарпсами.

— Предложите англичанам сложить оружие…

— А если не согласятся? — зачем-то спросил Краббе, но поняв по моему красноречивому взгляду ответ, отвернулся.

Увы, мой флаг-капитан оказался прав. Разгоряченные схваткой и гибелью своего корабля британцы наотрез отказались сдаваться, а быть может, просто не поняли, что им предложили.

— Заряжай! — взмахнул полусаблей командовавший морпехами лейтенант Тимирязев. — Цельсь! Пли…

Свинцовый вихрь буквально сдул с угловатого борта броненосца добрую половину вражеских моряков. Остальные, кажется, только теперь сообразили и начали поднимать руки, но было поздно. Вошедшие во вкус ветераны Аланд и Севастополя уже перешли на беглый огонь и в мгновения ока перестреляли своих противников.

Никто даже не успел крикнуть «отставить», как от облепившей корпус «Не тронь меня» толпы осталось буквально несколько человек, спрятавшихся за бруствером или сообразивших прыгнуть в воду. Все, что смог лично я, это закрыть Николке глаза, после чего услать его в трюм, пригрозив Ермакову всеми мыслимыми карами.

Ничуть не менее драматично развивались события на левом фланге. Хотя командиры «Петропавловска» и «Севастополя» не могли похвастать умением слаженно действовать в одном строю, они тоже сумели прорвать вражескую колонну и принялись расстреливать корабли противника. Благо, большую часть их артиллерии составляли обычные гладкоствольные 68-фунтовки, наносящие своими бомбами ужасающие повреждения деревянным кораблям противника. А приноровившийся-таки к непростому характеру динамитной пушки Лисянский сумел удачным выстрелом положить мину прямо на палубу слишком близко подошедшего «Ганнибала», после чего у англичан разом пропало желание лезть на абордаж.

Однако не обошлось без накладок и здесь. Когда Клокачев слишком приблизился к датскому берегу, его «Петропавловск» тут же обстреляли береговые батареи. И хотя броня выдержала единственное попадание выпущенной вражеской мортирой бомбы, стало ясно, что от суши надо держаться подальше.

К сожалению на этом неприятности вовсе не закончились. Пока русские и британские корабли, обмениваясь залпами, кружились в опасном танце, на поле брани появились новые действующие лица. Те самые пароходы, о которых говорил Расмунссен. Как выяснилось впоследствии, британцы все же не смогли повторить наши шестовые мины. По крайней мере, до той поры, пока не узнали секрет динамита. Но это случилось уже после окончания войны, а пока их «адские машины» получались чрезмерно громоздкими и неудобными. Именно поэтому адмиралтейство не стало принимать их на вооружение, так что Кокрейну пришлось прибегнуть к более архаичным решениям.

Трюмы конфискованных у датчан пароходов доверху забили датским же порохом, превратив, таким образом, эти маленькие суда в плавучие бомбы. По замыслу адмирала, в случае появления русских броненосцев, в котором он ничуть не сомневался, они должны были атаковать и уничтожить оказавшегося неуязвимым для артиллерийского огня противника. Единственное, что он не учел, оказалось нежелание его подчиненных жертвовать собой в уже проигранной войне.

Нет, среди моряков Ее величества хватало отчаянных сорвиголов, готовых поставить на кон собственную жизнь, но для этого нужна была хоть малейшая надежда на победу, а вот ее уже и не оставалось. Поэтому, вопреки традициям королевского флота, назначать экипажи брандеров пришлось не из добровольцев, а по жребию.

Результаты не заставили себя ждать. Первая атака случилась вскоре после того, как таранивший «Джеймса Уатта» «Не тронь меня» вышел из боя. На оставшегося в одиночестве «Первенца» двинулось сразу два брандера. Однако их капитаны, не желая рисковать ни собой, ни своими людьми, слишком рано приказали подчиненным сесть в шлюпки, после чего, закрепив штурвал, последовали за ними. В результате один из пароходов просто прошел более чем в полутора кабельтовых от русского броненосца, а второй и вовсе направился к «Центуриону».

Не ожидавшие подобного подвоха англичане были вынуждены сами расстрелять свой брандер. Рвануло так, что обломок грот-мачты несчастного парохода сначала взлетел в горние выси, а потом обрушился вниз, прямо на палубу британского корабля, лишь по счастливой случайности никого не убив. После этого русские артиллеристы тут же осознали опасность и без проволочек потопили прошедшее только