Я вернусь в твой сон - Юна Ким

Юнхо поспешил спуститься вниз. Он выбежал в сад и огляделся в поисках сороки, но птица сама спрыгнула с ветки на его плечо. Парень сделал глубокий вдох, снова щелкнул пальцами и в следующий миг уже стоял у высоких деревянных дверей Небесного суда.

– Доброго вечера и полной луны, господин Ли, – басом поприветствовала его золотая ручка в виде головы дракона. – На этом заседании вы не нужны, но я не вправе вам препятствовать, поэтому проходите!

Тяжелые двери со скрипом отворились, и Юнхо уверенно прошагал внутрь мимо ничего не подозревающей охраны, одетой в черные ханбоки. Двое громил по привычке схватились за ножны и посмотрели ему вслед. Дождавшись, когда захлопнутся двери, Юнхо стремительно направился вдоль широкого красного коридора и, глядя на светлую арку вдалеке, что было мочи закричал:

– Ван Хёль!

Позади Юнхо рушились статуи и сверкали молнии, выбивая двери и витражи. Сорока парила над его головой, криком оповещая о его появлении. Как только Юнхо вломился в зал Небесного суда, ряды стульев перевернуло сильным порывом ветра, а упавшие с них квисины ошарашенно сбились в кучку. Вещавший с трибуны судья не удержал белый парик, и тот со свистом улетел в окно. Дядя Кангиль едва удержал толстенную папку и сердито стукнул ей по столу. В середине зала, рядом со связанным золотой цепью Ан Минджуном, невозмутимо стоял Ван Хёль. Убрав руки за спину, он безмолвно отдал приказ схватить нарушителя тишины, и его подчиненные накинули на Юнхо свои золотые цепи.

– Юнхо, что ты творишь? – обеспокоенно спросил Ли Кангиль.

– Ли Юнхо! Что вы себе позволяете? – гневно закричал судья, прикрывая лысину. – Это зал суда, а не поле для тренировок!

– Вы сами ждали моего возвращения! – сквозь зубы ответил Юнхо, вырываясь из цепей. – Минна умерла по вашей вине! Если вы не найдете способ вернуть ее к жизни, я уничтожу себя!

– Юнхо, возьми себя в руки! – успокаивал его Ли Кангиль. – С чего ты взял, что Со Минна умерла? Кто тебе сказал?

– Опомнитесь! – монотонно произнес Ван Хёль и, подойдя вплотную к Юнхо, шепотом произнес: – Вы многого не знаете…

– Почему ты не защитил Минну? – прорычал Юнхо и схватил мрачного жнеца за ворот плаща, но Ван Хёль спокойно высвободился, сделал шаг назад и выставил ладонь вперед. Он явно не собирался оправдываться в зале суда. Зная, что Ван Хёль собирается использовать радужный щит, Юнхо зажмурился, напряг тело, чтобы не чувствовать боли, и с улыбкой приготовился к смерти. Он бы никогда не отбился от столь мощного оружия и нарочно провоцировал мрачного жнеца:

– Давай, ударь меня!

Ван Хёль зашевелил губами, но никто не услышал его ответа – на весь зал раздался оглушительный крик сороки. Вспорхнув с плеча Юнхо, она покружила над головами перепуганных квисинов и спикировала вниз, превратившись в прекрасного стройного юношу с серебристыми волосами, облаченного в бирюзовый ханбок. Юноша приземлился между Юнхо и Ван Хёлем и, гордо задрав подбородок, ломающимся голосом поприветствовал всех:

– Доброго вечера и полной луны, уважаемые квисины!

– Это Рён! Это упавшая звезда! – зашептались в зале, а судья нервно вытер влажный лоб и спрятался за трибуной.

Повернувшись лицом к Юнхо, Рён взволнованно обратился к нему:

– Не делайте глупостей, господин Ли! Со Минна еще жива, и ее душа находится в Пустоши!

Юнхо пошатнулся, не в силах что-либо произнести, и медленно разжал дрожащие пальцы. Только что он чуть не совершил ошибку, которая уничтожила бы его и лишила встречи с Минной.

Легким движением руки Рён порвал золотые цепи мрачных жнецов, стягивающие плечи Юнхо, и освободил его. При виде такой силы Ван Хёль отступил назад и присмотрелся к юноше. Прежде мало кому удавалось избавиться от его пут. Сорвав с головы серебряный волос, Рён сжег его в белом пламени, после чего сдул с ладони оставшийся пепел. Блестящие частицы слились в воздухе и образовали круглый портал, напоминающий зеркало.

– Скорее, прыгайте туда! – скомандовал Рён, обращаясь к Ли Кангилю. – Это проход в Пустошь!

Ли Кангиль первым сообразил, что к чему, и сорвался с места. Случайно опрокинув трибуну, он подхватил под руку опешившего Юнхо и вместе с ним шмыгнул в портал.

– Стойте! – закричал Ван Хёль и бросился за ними, исчезнув в серебристой глади зеркала.

– Вот же незадача! Рим Куён не обрадуется мрачному жнецу! – почесал затылок Рён и, обратившись сорокой, скрылся в портале. Зеркало тотчас рассыпалось по полу серебряной пылью, а хихикающий Ан Минджун превратился в белую мышь и убежал под трибуну прямо на глазах у изумленного судьи и мрачных жнецов. Разинув рты, квисины молча переглядывались, совершенно не представляя, как продолжать заседание суда без обвиняемого.

Месяц спустя

Декабрь играючи забрасывал Ихвадон снежными хлопьями, празднуя свое возвращение. Люди сновали по улице, бегая от магазина к магазину. В руках они несли огромные сумки, набитые едой и подарками. Все готовились к Соллалю. Деревянная табличка с надписью «Закрыто» раскачивалась от ветра на ручке двери закусочной «Щедрый имуги», но на самом деле внутри велась бурная дискуссия. После долгой уборки помещения три призрака в фартуках расселись за барной стойкой и, потягивая через трубочки томатный сок, наблюдали за прохожими сквозь покрытые морозными узорами стекла витрин.

– Все это забавно, но ужасно непривычно, – пробормотал тощий Чанёль, подперев щеку рукой. – Из-за сдвига часовых поясов смертные стали нас видеть! Мало того, что я помню нашу с Хюнсу вчерашнюю ссору, так еще и не могу спокойно поковыряться в носу!

– Я всегда просил тебя этого не делать, но ты меня не слушал, – обиженно ответил толстяк Хюнсу и, взяв графин с томатным соком, до краев наполнил свой стакан. – Теперь наша память постоянная, как у смертных. Но я бы хотел забыть о том, что ты обозвал меня гусеницей.

– Если бы вы двое меньше спорили и ушли из квартиры Со Минны на час раньше, Пак Убин бы не застал нас там за уборкой, – встрял Тэун, собирая волнистые волосы в пучок. – Он мог принять нас за грабителей и сообщить об этом полиции! Не забывайте, что теперь мы мерзнем и нуждаемся в еде!

– Зачем ты сказал Пак Убину, что Со Минна наняла нас? – воскликнул Чанёль, со звоном поставив стакан на столешницу. – Можно было сказать, что мы ее друзья. Я мечтал писать картины, а не мыть полы!

– Зато мы легко получили эту работу и никто не спрашивал наши документы, – усмехнулся Тэун, глядя на серый пейзаж за витриной. – Тебе уже лет триста девушки не улыбались, так что не ной!

– Кстати, когда приедет Пак