журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №0 1994 г. - Татьяна Янушевич

Потом были бы рассвет и опушка леса.

„С-сходитесь!“ — сказал бы Васька, и я выстрелил бы в воздух, и спокойно пошел бы к барьеру.

„Закройся пистолетом!" — сорвался бы голос Трубецкого, и солнце вставало бы из-за леса, и снег скрипел бы под ногами. И Сидоров шел бы мне навстречу, и целился бы мне прямо в сердце.

И за мгновение до того, как дрогнул палец на курке, я бы увидел, как шевельнулись губы Сидорова, и услышал...

— Волхонский, очнись! Ты, голубчик, в окно не пялься, ты к обеду отправь поршня на шестой участок и реши вопрос по усадке сопаток. Тридцатое число, а вы, так-вас-разэдак-и-еще-так-два-раза, все ушами хлопаете! Ну только сорвите мне план — в шею, к еловой матери выгоню и тебя, и дружков твоих — Оболенского с Трубецким!

И вот тут бы я сказал:

„Милостивый государь, ну вы, право, нашли чем испугать..."

УВЕРТЮРА К ДВУМ МИНУТАМ ТИШИНЫ

В Кубытинск приехал на гастроли молодежный театр из Чумоевска. Ну, приехал и приехал — право же, это не событие для города, избалованного

гастролями именитых театров из Железобетонска, Игогоевска-на-Усяве и даже из самого Светлобряжска, которому недавно было возвращено историческое название Темнобряжск. И нельзя сказать, что город так уж заинтересовался крошечным телеинтервью с руководителем чумоевской труппы. Тем более, что ничего особенного в том интервью не было — обычная вежливая радость по поводу гастролей в древнем Кубытинске, „...где величавая Ма-буть... э-э... словно питает своими вечными водами глубокие культурные традиции...“ — ну, и тому подобное.

Метафора была весьма двусмысленной. Впрочем, откуда было знать чумоевским гастролерам о местном ликеро-красочном заводе, который издавна питает своими бензоло-плутониевыми водами величавую Мабуть, а через нее, стало быть, и культурные традиции Кубытинска. При таком раскладе уже имело смысл говорить о мутациях в здешней культуре.

Однако кубытчане нимало не обиделись на этот спорный пассаж. Как и не обратили бы внимания и на само интервью, которым местные телевизионщики заткнули случайную брешь в „Новостях Примабутья“. Просто в самом конце беседы было вскользь упомянуто об экспериментах молодежного театра в плане представления на сцене обнаженной натуры. И все — конец „Новостей" и шестнадцатая серия „Трупа в мусоропроводе".

И, опять-таки, нельзя сказать, что город с трудом сосредоточился на любимом детективе. Подумаешь, обнаженная натура! Удивишь нас обнаженной натурой! Не видали мы в Кубытинске обнаженной натуры!

Итак, „Труп в мусоропроводе", шестнадцатая серия...

Утром трудовой Кубытинск и Кубытинск, находящийся на заслуженном отдыхе, проснулись слегка озадаченные двумя-тремя вопросами. Чисто теоретическими. Первое: насколько обнажена натура? И второе: как разрешили?

Ну, по первому вопросу фантазия не шла дальше варианта „в чем мать родила". Зато второй давал куда как больше простора для размышлений. Ибо даже в нынешнее смутное время целомудрие кубытинского руководства продолжало служить путеводным маяком для всех страждущих, пришибленных при падении нравов и устоев.

Версии поползли самые невероятные. Перебирать их — значит идти на поводу у обывателя. Разрешили и разрешили — спектакль ведь, не митинг, не демонстрация, не референдум какой, прости господи! А что до обнаженной натуры, так в нынешнюю эпоху гласности у нас такое обнажилось — куда там любой порнографии!

К тому же был и третий вопрос, и четвертый... Что это за натура и замужем ли она? И как себя чувствует ее муж? А ее друг? И как там поживают ее папа с мамой? И кем вырастут ее дети? А главной — как ее уговорили обнажиться?! Сдельно-премиальными, прогонно-сексуальными, поминутными, в конце концов, с антарктическими коэффициентами и надбавкой за риск?! Квартирой? Загрантурне? Чем уломали бедную женщину?!

— Кстати, кто сказал, что непременно женщину? — резонно усомнилась прекрасная половина Кубытинска. Другая половина мысленно проиграла альтернативный вариант и сплюнула в сердцах.

День пролетел незаметно. Отмечалось некоторое падение производительности труда. Были на то свои объективные причины: тоска по конверсии, извержение вулкана на острове св. Акакия, а более всего — предвыборные маневры тибетских сепаратистов. Тем не менее, за день Кубытинск вплотную подошел к созданию глобальной теории использования обнаженной натуры в театре и кино. С точки зрения демократизации, эмансипации, феминизации, кооперации, экономики, морали, анатомии, международной разрядки, а также искусства и последствий вообще.

Историей доказано, что глобальные теории от проверки на практике только проигрывают. Кубытинск учел и это.

— Собираетесь, Иван Приамыч? — спрашивал, к примеру, театральный фанатик у своего собрата по болезни.

— Так ведь вчерашний день, Кассандр Петрович, — добродушно рокотал необъятный Иван Приамыч. — У Бенвенуто Прострацци сейчас актриса в комбинезоне — это уже предел обнаженности! А наши еще только раздеваются!

— Наследие застоя... Однако ж для Кубытинска...

— Ну-у, батенька, вы еще Укушанск помяните!

В среде умеренных театралов тоже прохладно отнеслись к чумоевским экспериментам...

— И куда это ты лыжи навострил?

— На кудыкину гору! Залезу и вернусь.

— Ну вот что, Миш, или мы вместе пойдем на тот стриптиз, или я тебе устрою такой театр — почище фильма ужасов!

— Да ты чего, Кать, стирального порошка объелась! Да не видал я голых баб!..

— Ах вида-ал!..

И затем следовал живой заинтересованный разговор о любви и искусстве.

Однако обнаружилось и искреннее внимание к театру и его творческим планам. Так, уже неделю в редакции „Кубытинской правды" лежал протест группы пенсионеров против задуманной эротической диверсии. Ожидалось и возмущенное письмо коллектива камвольного комбината. Но письмо запаздывало.

Синий вечер лег на город и накрыл дом культуры треста „Кубытьмабуть-строй". Но вспыхнули фонари на площади, и зажглись над колоннами огненные слова: „Искусст.........надлежит ...арод...“ Здание ожило, воссияло архитектурными излишествами и заговорило языком барокко времен борьбы с космополитизмом.

По чистой случайности весь Кубытинск в тот вечер гулял возле дома культуры. Массивные, с бронзовыми ручками ворота, которые когда-то по ошибке окрестили „дверями", заглатывали высший свет и культурный актив и выплевывали случайных прохожих. Без пяти семь ворота рухнули, едва не накрыв наряд милиции, мобилизованный проверять билеты. Мишу отбросило от Кати, Иван Приамыч выхватил из-под ног и спас полурастоптанного Кассандра Петровича. Наряд милиции сражался геройски и отступил только по приказу.

В гардеробе тетя Шура прикладывала пятак к челюсти администратора. Администратор с лицом защитного цвета, не размыкая век, что-то жалобно бормотал про золотую медаль, голубую мечту и пятую графу...

Что же касается самого спектакля, то он, как и следовало ожидать, не обогатил глубокие культурные традиции Кубытинска. Хотя