Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

привычный уклад жизни луговых черемисов. Раньше-то ведь именно князья, жрецы и вожди отвечали за сбор ясака на своей территории, соблюдали законность, выполняли общие повинности да выставляли военную дружину на случай войны. Теперь же большая часть этих функций была возложена на воевод и дьяков, а племенная верхушка таким образом теряла все рычаги управления над своими народами и превращалась в ненужную никому надстройку.

Добавьте ещё сюда извечную любовь воевод собирать налогов сверх всякой меры и последовавший со временем взрыв уже не вызовет у вас никакого удивления.

А вот деяния попаданца, наоборот, ставили множество вопросов. Ведь зная подноготную Черемсских войн, он ничего не сделал для их предотвращения. Хотя нет, кое-что он всё же сотворил. Князь убедил думцев в том, что в покорённой земле стоит поставить как можно больше острожков. В результате к уже отстроенным городкам на Волге были дополнительно поставлены или укреплены Самара, Сызрань и Тетюши. На Луговой стороне был построен Кокшайск для контроля над устьями Большой и Малой Кокшаги, а на Горной заново перестроен местный городок Алатырь, получивший куда более мощные стены и пушки, вместо стреломётов. Ну и во все эти городки были отправлены усиленные гарнизоны, взятые из северных и центральных городов. То есть попаданец ждал взрыва и готовился к нему, как только мог. Но зачем?

А объяснение основывалось на одном простом выводе: после присоединения Казанского ханства для трудовых марийцев в экономическом плане не изменилось ровным счётом ни-че-го. И восстали они только по воле их местных феодалов, которые бились за своё феодальное право и дальше жить по своему усмотрению. А поскольку основательно обезглавить черемисскую знать во время захвата Казани не получилось, то и в этой реальности они восстанут всё равно, чтобы русские им не предлагали. Так может вместо довольно недешёвого замирения окраин стоит сделать ставку на разовое усекновение всех вождей в ходе будущего восстания, после чего вопрос бунтарства и отпадёт сам собой? Лично Андрей думал именно так. И как мог, наводил думцев на подобные же мысли. Хотя главным препятствием тут был скорее сам Василий Иванович.

Увы, решившись всё же взять Казань под свою руку, он в последнее время стал опять задумываться над верностью своего выбора. Ведь и отец, и он сам до Крымского смерча, всегда ограничивались только стремлением держать на казанском троне вассального хана, хотя прекрасно понимали, что надеяться на постоянство казанцев не стоит. Просто попытки Крыма, нацеленного на воссоздание некоего подобия Золотой Орды под властью Гиреев, установить свой протекторат над Казанью и Хаджи-Тарханом неизбежно вызывал ответную негативную реакцию среди казанской и хаджи-тарханской аристократии, что способствовало обострению среди неё политической борьбы между "промосковской" и "прокрымской" партиями, и позиции последней в этой борьбе были слабее, ибо она не имела на руках такого козыря, как стремление Москвы покорить оба ханства.

Да и ногайская аристократия тоже с подозрением взирала на попытки Крыма расширить сферу своего влияния и пыталась по мере сил вставлять Гиреям палки в колеса. К тому же у ногаев были свои экономические и политические интересы, как в Казани, так и в Хаджи-Тархане, и тем более в Москве, торговля с которой для значительной части ногаев была жизненно необходимой.

А взятие Казани русскими, конечно, принесло свой положительный эффект, но и разрушило все десятилетиями складывающиеся расклады, грозило испортить отношения с ногаями и бросить их в объятия крымцев, которым теперь ничего не остаётся, как с новыми силами ходить на русские пределы. Вот только повторения ужаса 1521 года, когда он прятался от татарских разъездов в стогу сена, царь и великий князь желал меньше всего. Да и для того, чтобы "подрайская землица" окончательно стала русской, придётся ещё потратить немало сил и средств. Так что царь Василий Иванович, здраво оценив складывающийся расклад, уже принялся искать виновного в столь весомой, как ему начинало казаться, ошибке

И вот в такой обстановке прямо намекнуть о скором восстании было бы прямым шагом к опале и самоназначением себя стрелочником. А уж недруги, которых у любого руководителя хватает, воспользовались бы этим в полной мере, чтобы окончательно утопить молодого да раннего князюшку. Вот и пришлось ему вертеться как уж на сковородке, исподволь готовя Черемисскую войну и не сильно подставляясь под строгий государев взор.

Оттого и полностью готовым к ней он не стал. Даже в личном плане.

Сказалось это тем, что, когда черемисские вожди, подначиваемые сибирским ханом, не выдержали и восстали, его соляной караван был ещё в пути и стал добычей черемисских разбойников. Впрочем, хотя товара и людей было жаль, но подобные потери позволили ему прикрыться от царского гнева, когда вплотную встал вопрос о виновных. Ну а действия личной дружины князя и вовсе пошли ему только в плюс. Но это мы уже забежали далеко вперёд.

А поводом к восстанию послужил вопрос веры.

На протяжении столетий в долины рек Волги, Ветлуги, Суры, Сундыри и Кокшаги посылались из Руси христианские миссионеры, которые строили в лесной глуши свои скиты, основывали монастыри, тем самым, пытаясь распространить православие среди языческих племён. Правители же Казанского ханства в основном не вмешивались в местные языческие верования малых народов, давая возможность своим вассалам верить так, как это было принято у их отцов и дедов. И луговые мари, в отличии от горных, до последнего времени были менее подвержены "русскому" влиянию, однако с падением ханства наплыв миссионеров в лесные чащобы волжского левобережья значительно возрос и это вызвало закономерный протест среди черемисского жречества. А поскольку нарыв "народного" гнева созрел довольно быстро, то не стоит удивляться тому, что очередное столкновение миссионеров и жрецов внезапно послужило сигналом к восстанию. Возглавил которое молодой и горячий лужавуй Мамич-Бердей. Видимо на роду у него было написано войти в историю борцом за своё княжеское право.

Молодой лужавуй правил несколькими сотнями-волостями на Малой Кокшаге, а его владения простирались от устья Большой и Малой Кокшаги до Яранского края. После падения Казани его отца казнили вместе с другими отданными Гиреями русским на расправу черемисскими вождями, что укрылись в ханском дворце и юный наследник воспылал нешуточной жаждой мести к новым захватчикам. А тут ещё на его родовой земле русские без спроса поставили свой острожек и стали бесцеремонно собирать ясак с его людей, словно лужавуя и в помине не было. Разумеется, молодой правитель не выдержал подобного отношения, и углубившиеся в его земли сборщики ясака довольно скоро пропали без вести (так как были перебиты его личной дружиной). А когда грянул гром восстания,