Слуга Государев. Тетралогия - Денис Старый

Глава 2

Москва. Кремль

18 мая 1682 года

В чём же заключалась задумка? Очевидно, что голодный человек, даже самый искушённый в интригах и переговорах, обязательно станет теряться, не зная, как вести себя. Одурманивающие ароматы будут сводить с ума. Мысли о еде, как их не гони прочь, настойчиво буду стучаться в голову. Я и собирался давить на эти болевые и уязвимые точки Софьи.

Да с такими ароматами, которые сейчас растекались по помещению, я и сам захочу есть через полчаса. И это после густого какао со сдобой.

— Иди сюда! — сказал я и ухватил Анну за её сарафан.

Наверное, девушка ожидала чего-то другого от меня, но я взял прямо из её рук пышущее ароматом мясо, раз его укусил, схватил сахарный крендель и его тоже быстро умял. Не хватало и мне думать о еде. А похоже рисковал попасться в свою же ловушку.

Анна стояла с разочарованными глазами, словно бы жаждала утишить совсем другой мой аппетит, а потом, присмотревшись ко мне, громко рассмеялась. Так что в какой-то момент мне даже рукой, всё ещё пахнущей мясом, пришлось прикрыть её очаровательный ротик. Руки же девушки были заняты большим подносом.

Ах, как же она облизнулась! В срочном порядке, одновременно со следствием, нужно провентилировать ситуацию с теми девицами из боярских, что нынче на выданье. Как в одном известном анекдоте из будущего: «Жениться вам, барин, надо». Рассчитываю, что влечение к этой девушке — это, прежде всего, влечение ко всем представителям противоположного пола.

Ведь если я влюблен именно Анну — это беда.

Ещё минуты через три ввели царевну Софью Алексеевну. Было видно, что она сменила свою тактику и теперь глядела нарочито приветливо. Я даже был удостоен снисходительной улыбки. Кстати, весьма обворожительной. Было видно, что Софья Алексеевна научилась нравиться мужчинам. Видимо, Василий Васильевич Голицын — неплохой наставник в этом деле.

Может князь и на мнение Софьи повлиял? И теперь у меня будет спокойный разговор с перечислением требований и их принятием царевной?

А потом выражение лица Софьи Алексеевны сменилось. Учуял её носик великолепнейшие ароматы. Узрели её глазки рассыпанный сахарок, будто здесь чаёвничали несколько человек, на столе. Неряшливые люди, ибо рассыпали такой драгоценный продукт, как сахар. Не сдержалась царевна — срочно сглотнула слюну.

— Садись, царевна, негоже мне сидеть в твоём присутствии, а тебе стоять, — сказал я.

— А? Что молвил ты? — растерявшись, спросила Софья Алексеевна.

Стараясь подавить смех, я повторил предложение присесть.

Сработала моя уловка. Теперь любительница вкусно и много поесть будет стараться прогнать мысли о еде из своей головы. Может быть, это и удастся, но сил и времени потратить придётся изрядно.

А это значит, что я могу полностью доминировать в разговоре.

— Выбора у тебя, царевна, не так много. Во-первых, знай: жив Хованский и говорил многое… Да ты и сама можешь догадаться, сколько он ведает, — не желая упускать эффект растерянности царевны, я продолжал нагнетать: — Нарышкины, как те жеребцы, копытом бьют, желают четвертовать тебя принародно. Бояре так не желают… Мыслят, что станем тебе голову сечь. Но сколь же они далече ушли в желаниях своих от Нарышкиных?

— Так невиновна я ни в чём! — выпалила Софья Алексеевна.

Она то и дело сглатывала слюну, и глаза у неё стали шальными, как у того наркомана. Ну так разве же чревоугодник — это в какой-то мере не страдающий аддикцией? Даже мне было слышно, как урчит живот у Софьи Алексеевны.

— Снедать желаешь, царевна? — наверное, даже немного издевательски спрашивал я.

— Желаю! — повелительным тоном сказала Софья Алексеевна. — Повелеваю принесть!

— То быстро… то сейчас же… — встрепенулся и я, будто бы намереваясь давать указание принести еду. — Ты только во всём со мной согласись, а после и кренделей сахарных, и заморскую какаву запьёшь. И мяса сколь угодно, и расстегаи с рыбой… Всего вдоволь принесут.

— Да как смеешь ты, холоп! — взвилась Софья, привстала, даже и нависла над столом.

Серьги её плясали от резкого движения, взор метал молнии.

— Сядь! — взревел я. — По твоей милости кровь православная пролилась, да не каплей — бурными реками. Кабы не я, так и царская кровь пролилась бы. Что же это?

Я пододвинул бумагу со списками людей.

Вновь удалось мне царевну ошарашить. Она смотрела на меня удивлёнными глазами. Как если бы мышь продемонстрировала кунг-фу и надавала по носу коту. Медленно, внимательно глядя на меня, царевна протянула мягкую ручку и взяла бумаги.

Ей было достаточно лишь только взглянуть, что именно я предлагаю ей почитать, чтобы тут же отодвинуть списки подальше.

— То Хованский список составил — тех, кого следовало убить, — после некоторой паузы тихо, не переставая изучать меня, сказала Софья. — Я не ведаю, о сим.

— Хованский жив, царевна! — повторил я. — Не след лжу возводить. Жив и все сказал.

— Так где же он? — строго спросила царевна. — Покажи Тараруя!

Всё-таки Софья постаралась собраться с мыслями. Наверняка, она всё ещё думала о еде, хотя запахи уже постепенно рассеивались. Мысли её должны были наполнять и тревоги о том, почему я вообще имею право на неё кричать — и угрожать, а не угождать. Может быть, строила она теперь в уме планы, как пойдёт жаловаться боярам, что с ней неподобающим образом обращаются?

Ну так пусть пойдёт жаловаться! И тогда никакой сделки быть не может! Казнят Софью Алексеевну — и делу конец. Я же немного погорюю, что не все мои планы реализуются. Да и все… Помер «Максим» да и хрен с ним. Софья тут за Максима сойдет

— Если ты не являешь пред очи мои и бояр Хованского, а они не ведают, что он живой… — наконец-таки Софья догадалась, к чему я клоню. — Ты свою игру вести вздумал?

Впрочем, я только что хотел об этом ей сказать, рассчитывая на то, что она всё ещё недоумевает от происходящего. Но она проявляла немалую прыть в соображении.

— О чём же ты хочешь договориться со мной? — спросила тогда Софья Алексеевна.

А потом она вздрогнула от того, как резко я дважды хлопнул в ладоши.

Аннушка тут же принесла какао и сахарные крендельки.

— В твоём присутствии снедать не стану, — сглотнула слюну Софья, демонстративно отодвинув тарелку с крендельками. — Не гоже царевне с мужем за столом.

Я поднял бровь, но ничего не сказал.

«Так на это же и расчёт, царевна!» — вот что мог бы выкрикнуть я, но сдержался.

Ну, знамо дело, что царевна не будет, в присутствии какого-то холопа, как она, наверняка считает, пихать в себя сахарные