Слуга Государев. Тетралогия - Денис Старый

сложно разговаривать лишь до того момента, пока не случился момент истины и не раскрылись карты. А когда это произошло, то что-то уточнять, размазывать… кхе… глину по стеклу уже и не нужно.

— Я бы предложил, кабы ты первые пять лет постриг не принимала. А там, коли всё сложится добром и ты уговор не нарушишь, то и постриг принимать не нужно будет…

— Петра жените, и он войдёт в полную силу, — конечно же, Софья догадалась, почему я говорил именно про пять лет.

Совершеннолетие в это время достигается в шестнадцать. Однако если подросток женится, то он тут же становится мужчиной, эмансипируется. Впрочем, в будущем оно похожим образом работает.

Я вот думаю: нужно ли женить Петра в пятнадцать лет? Как показывает его двойник из альтернативной реальности, поспешная женитьба для государя не принесла ничего, кроме проблем. Но об этом следует думать, анализируя характер Петра Алексеевича. Мало ли, и мне удастся несколько изменить Петра.

Но за пять лет я пойму, как ведёт себя Софья, угомонилась ли она или нет. А ещё можно будет чётко отслеживать, с кем она общается. Если там обнаружится какой-либо деятельный мужчина, способный провернуть аферу с очередным бунтом, то такового мужчину нужно убирать. Сибирь велика, работы найдется всем.

А ежели повторится дело — то саму Софью. Разве же кельи в монастыре не горят? Иногда и с теми, кто там живет.

— Что будет с Василием? — после очередной паузы спросила Софья Алексеевна.

Даже у сильного человека есть свои болевые точки. У очень умного их мало. Однако, если человек живёт, общается с другими людьми, вовсе этого не избежать.

Для Софьи Алексеевны болевая, а, может, и эрогенная точка — Василий Васильевич Голицын. И так уж совпало, что я хотел бы оставить этого человека при деле.

Однако царевне не стоит показывать, что я и сам заинтересован в благополучии и долголетии Голицына, чтобы этот человек работал для русской дипломатии. Было бы в России достаточно дипломатов, людей, которые способны договариваться и умеют провернуть даже немыслимые сделки… Разве ж я прощал бы Василию Васильевичу его злодеяния? Нет, ни в коем разе.

— Да, позабыл… — сделал я вид, что, действительно, забыл кое-что сказать. — Уж и не ведаю, как относиться к тому, что убили Петра и Ивана Толстых. И стоит ли говорить, кто это сделал?

Софья всё побелела, сжала руки в кулаки — не могла скрыть своего страха. Если бы дело касалось её, то наверняка сдержалась бы. А тут — её любимый под прицелом.

Конечно же, при штурме Кремля у меня были свои люди в каждой точке обороны. Не могу быть полностью в них уверен, но, по крайней мере, это люди из моего полка. Те, что провозглашали меня полковником.

Как топили в Москве-реке братьев Толстых, соглядатаев допрашивал Никанор. Эти показания у меня есть. А ещё эти свидетели получили дополнительно каждый по десять ефимок, чтобы поменьше болтали.

Не знают бедолаги, что в ближайшее время, в очень ближайшее, им уготовано весьма интересное место службы. Собираюсь послать их вместе с отрядом в триста стрельцов в Албазин. Конечно, на Дальнем Востоке они могут болтать всё что угодно. Пусть даже через год или два дойдут эти сплетни до Москвы — они уж никого не заинтересуют, да и предупредить пересуды можно.

— Я уж думала, что мы говорим добром с тобой, — прошипела Софья.

Ожгла меня взглядом из-под сведённых бровей — видела во мне угрозу. Я же не стал спорить, а лишь кивнул и продолжил:

— Так и есть, царевна. Те люди, кои видели Василия Васильевича на месте преступления, молчать станут. Вскоре и отправятся весьма далеко, в Сибирь. Но только в том случае, коли ты на сделку со мной пойдёшь, — сказал я.

Ну всё, теперь уже точно все угрозы и шантаж закончились — будем договариваться.

Глава 3

Москва. Кремль

18 мая 1682 год

И мы таки договорились.

План был таков: став настоятельницей Новодевичьего монастыря, Софья Алексеевна могла создать при обители сильную типографию. Что именно печатать, оговорить можно и после, да и сама Софья Алексеевна уже понимает, к чему я клоню.

Всё дело в том, что старик Иоаким никогда не даст провернуть хоть сколько-нибудь значимые реформы в России. Если только не загнать его основательно в угол.

И не только шантажом этого можно добиться. Софья Алексеевна может стать своего рода министром просвещения. Да, находясь при этом в монастыре. А что ж, разве монастырь — не колыбель знания и науки? Первоначально же она не может стать настоятельницей, так как не примет пострига.

Тут же и обучение. Детей и подростков набрать можно, и в Москве их достаточно. Кто сиротами стали, но больше тех, кто останется сейчас без отцов. Этот бунт еще аукнется социальными проблемами. Вот их можно частью и решить. Своего рода янычары, только отнюдь не обязательно, что выучившись сироты пойдут в армию. Нам нужна армия писарей, мелких чиновников. Без бюрократии не обойтись. Система держится на исполнителях и образованных людях. Воспитать же детей можно не просто лояльными людьми, а патриотами.

Ну и еще один пласт — это мануфактуры. Тут Софья заартачилась, мол не ей этим делом заниматься.

— И не нужно тебе, — отвечал я царевне. — Людишек можно найти. И монахини совладают с делом.

Так что будет пробовать. По крайней мере, пока именно так на словах. Но я же не собираюсь полностью теперь забыть о проекте, отдав все на откуп царевне. Нет, деятельно участвовать, направлять кого их ремесленников, или деятельных управленцев из мещан.

Ну разве тот, кто хоть немного знает эту женщину, станет сомневаться, что ей удастся и без назначений делать то, что захочет? Мне со своей стороны нужно только создать для этого удобную систему заключения царевны Софьи. Чтобы и свободы деятельности хватало, но и под колпаком находилась.

Я знал пример — протопоп Аввакум, пусть и не являясь церковным иерархом, способен был повести за собой толпы людей. И энергичная Софья Алексеевна сможет собрать вокруг себя прогрессивных священников. А там власть Петра усилится, и уже Софья не сможет интриговать, даже если и захочет.

Кстати! Нужно будет ещё узнать, на каком свете сейчас Феофан Прокопович. Вот уж кто в ином варианте истории был соратником Петра, при этом в рясе священника [ему сейчас лишь год отроду]. Да и вообще некоторую оппозицию Иоакиму могли бы составить Киевские священники.

И они своего рода зло. Но как противовес, чтобы