Слуга Государев. Тетралогия - Денис Старый

Никуда не деться. Считаю необходимым, чтобы будущий великий царь, а, возможно, и Император, начинал знакомиться с носителями европейской культуры.

Только я предпочитал, чтобы государь знакомился с теми личностями, которые в будущем могли бы стать весьма влиятельными фигурами при нём (под моим присмотром). Да и знакомство такое должно происходить не в фривольной форме, при распитии горячительных напитков, а при более достойных занятиях.

Более того, кукуйцев-иноземцев таким образом я хотел повязывать своим общением. Гордон — достойный офицер. И Лефорт, конечно, пригодится, если только меньше будет спаивать государя.

В целом наши занятия были усердными, но не изнурительными — в день составляли не более трёх часов. И то интенсивная учёба занимала как бы не академические сорок пять минут. Пётр Алексеевич по прошествии часа уже начинал терять интерес к обучению. Он элементарно не мог усидеть на стуле.

Так что зачастую уроки истории, упор в которых я делал на примеры комплексного управления государствами, проходили у нас в движении. Иначе просто нельзя. Гиперактивность Петра Алексеевича не позволяет.

Об этом я предпринял попытку дельно поговорить с Никитой Моисеевичем. Но пока этот наставник Петра не хочет использовать напрашивающиеся решения.

Между тем, Никита Моисеевич Зотов стал более ответственно подходить к своей службе. Как минимум, он два часа мурыжит государя науками. Так что в какой-то степени избавляет меня от необходимости превращать обучение правителя Государства Российского в рутину.

Нужно будет, чтобы ещё и Зотов принял систему чистописания. Почерк царю нужно срочным порядком выправлять. Вышедшее из-под его пера должно и выглядеть достойно.

— Ты будешь ли знакомить меня, как вести следствие? — когда мы уже заканчивали занятия и я собирал нужные бумаги, спросил государь.

— А вот послезавтра о том и поговорим, Ваше Величество, — ответил я.

Лучше всего оставлять на уроке некоторую недосказанность, интригу, чтобы после, уже завтра развеять таинственность. Однако, вновь напустить тумана. И так дальше. Этот эффект я бы назвал «Тысяча и одна ночь». Шахрезада именно так и выживала, заставляя правителя не убивать ее, ибо следующей ночью закончится рассказ сказки, остановленной хитрой женщиной на самом интересном моменте.

Это еще позволяет заставить ученика думать об уроке, вспоминать, что было сказано. Может даже и строить догадки, размышлять и анализировать. Потому такой эффект — это лучшее в отношении Петра Алексеевича.

Возвращался в свою спальню с чувством выполненного долга, предвкушая встречу в Анной. Дверь открыл чуть ли не с ноги, быстро, резко. И…

Сперва опешил. Я увидел Анну побитой. Запекшаяся кровь была под носом, сама растрепанная, порванный сарафан, под глазом наливался синяк.

— Кто тебя так? — спросил я строго, намереваясь прямо сейчас идти и наказывать обидчиков моей служанки, а, может, и дамы сердца.

Но ответа не дождался. Увидел я и другое.

— Ты что делаешь, курва? Дрянь!

Глава 4

Москва. Кремль

20 мая 1682 года

Анна стояла над блюдами и кувшинами, явно приготовленными для меня, и выливала из небольшого глиняного флакона жидкость. Лила в питье, брызгала этим еду.

«Яд!» — первая моя мысль.

— Кто подослал? — жестко сказал я.

Еще и схватил бы ее, да и без того выглядела побитой.

— Тебя били и заставляли? — спрашивал я. — Кто приказал меня травить?

Анна стояла, раскрасневшаяся, растерянная до крайности. Еще бы! Застукал ее, когда она какой-то гадостью меня опоить собиралась. Как же на сердце защемило! До крайности было обидно. Я вообще хоть кому-то, хоть на чуть-чуть могу доверять? Невозможно жить, если смотреть на всех, без исключения людей, даже на тех, кто дорог, зверем. Нельзя не доверять людям. Пусть малому числу, путь бы и одному человеку, но необходимо доверять.

Анна молчала, потупив взор.

— Кто… тебя… заставил… меня… отравить? — чеканя каждое словно, спрашивал я.

И тут девушка преобразилась. Она показала зверька, но никак не пугливого кролика. Кошку, дикую, свирепую. Не видел еще у Анны такого взгляда.

— Ты как измыслить-то такое мог? Я? Травить тебя? Любого мого? Да я кого иного, укажи перстом своим, а тебя и от сабли лихой собою прикрою! — кричала, напирала, приближаясь ко мне Анна.

Я отстранялся. Нет, не убоялся я, конечно, девицы. И сейчас даже было более чем забавным наблюдать за такими метаморфозами Анны. И забавлялся бы, если только девчонка не была избитой.

— Хорошо, примирительно я выставил руки вперед. Тогда что ты лила в питье? — спросил я.

И вновь изменения в девушке. Куда только решительность подевалась. Стоп… Догадка пришла от того, как сильно смущается Анна.

— Приворот? — удивленно спросил я.

Анна было дело попробовала расплакаться. Обычная женская реакция во все времена. Вот только я не дал этого сделать.

— Не смей слезы лить! Отвечай также и о том, кто тебя избил! — потребовал я.

— Приворот… Ты жа все никак, ничего… и мне сказано…

— Кем сказано? — жестко спросил я, цепляясь за сказанное.

Уже не так и волновали побои Анны. Неужто и вправду предала?

— Не могу сказать. И врать не буду, — отвечала шпионка.

— Мата Хари, мля…

— Что? Кто? — не поняла Анна.

— Ничего… Или говори, и я буду защищать тебя и жалеть, или… уходи! Ты нынче вольная птица. Езжай в Ногайскую Орду или куда там еще. Становись двадцатой женой бедного ногайского крестьянина, — сказал я.

— У ногаев крестьян нет… И жен двадцати нет, — пробурчала Анна.

— Уходи! — сказал я, демонстративно начиная выбрасывать в мешок всю еду, что принесла и приготовила Анна.

Ну не есть же мне все это. Даже если приворот… Боюсь подумать, из чего он может состоять. Есть с настойкой из помета и каких жаб, я не буду. Не те условия. В Кремле хватает запасов и сытной еды.

— Заставляли меня с тобой возлечь… боярин Матвеев, — тихо, но я услышал, сказала девушка.

— Возлегала с бояриным Матвеевым? — вырвалось у меня.

Как бы и не это должно было беспокоить в первую очередь. Но что тут поделать, если слова понеслись вперед разума.

— Нет! Ты же не думай, я…

— Кто избил? Он? — строго спросил я, не желая слушать, что там у нее было и с кем.

— Настасья, ее служка, Антипка со товарищи. Снасильничать удумали, что я уже не под защитой была Настасьи и батюшки ее, — Анна встрепенулась. — Токмо я отбилась.

Я сел на кровать. Наверное, сейчас выглядел уставшим. Так оно и было и остатки сил на сегодняшний день только что, казалось, растратил. Но внутри рождалась буря.

— Мне нужны те, кто тебя обидел, — жестко сказал я. — Даже не тебя. Избивая мою… служанку,