Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

Гадость.

«Оладьи картофельные» вышли на вид совсем безобразными, но съедобными. Петров, отмывая сковороду, краем уха слушал умные рассуждения о судьбе московского метро, перемежающиеся со свидетельствами очевидцев, переживших катастрофу.

Теплое солнце, безветрие, сытость клонили ко сну. Он вынес из комнаты байковое одеяло, постелил на скамейку для уюта.

Книга читалась легко и свободно, где-то за океаном частный сыщик Филип Марлоу спасал невинную актрису от происков гангстерского синдиката.

Хриплый мяв оторвал его от романа. У ног стояла кошка, прижимая к асфальту едва трепыхавшийся комочек перьев.

– Охотишься, киса?

Кошка оставила добычу и, неловко пятясь, отошла.

– За хозяина признала, дань принесла или хвастаешь?

Кошка опять мяукнула, но не победно, а недоуменно, даже боязливо.

– Успокойся, киса, не съем я твой трофей. – Петров склонился над птичкой. И никогда-то не был он силен в орнитологии, а в этом истерзанном комочке опознать что-нибудь? Наверное, воробей, обыкновенный воробышек. Свернутая головка, подернутые пленкой глаза – и червячки, отпадающие от тельца на асфальт. Он нашел в траве палочку, ковырнул ею. Кожа легко отделилась от косточек, обнажив гниющие внутренности.

– Фу, киса, как можно! Падаль! – Он отбросил воробья палочкой.

Кошка отпрыгнула, а затем, не сводя глаз с птицы, боком отбежала за дом.

Надо унести эту дохлятину подальше, завоняет.

Он поднялся на веранду. Совок с длинной ручкой стоял в углу.

На дорожке – чисто. Кошка вернулась, забрала? Передумала?

Петров вернулся к терпеливо ждавшему частному сыщику. Шелест листьев, воздух, общение с природой.

Он прикрыл глаза. Солнце сквозь мельтешащую листву гипнотизировало.

Через минуту он шел по Москве, плакатно чистой, насыщенной цветом; на углу Почтмейстерской и Проезда яркие, светлые дома манили музыкой и огнями, странно видными в полуденный час, кафе под тентами заполняли широкие тротуары, фонтан бил живой, радостной водой. В карманах хрустели деньги, наверное, доллары, взял толику из банка, а осталось, осталось-то!

Он зашел в ресторан, заказал икру, шампанское и еще что-то соблазнительное, устрицы, дамочка за соседним столиком обещающе улыбнулась…

Звук шагов пробудил его от дремоты. Краски дня, солнце остались, а все остальное исчезло. Жаль. Какие они, устрицы?

От ворот приближались двое – давешний пенсионер и с ним высоченный патлатый парень.

– Здравствуйте. – Пенсионер держался чуть впереди. – Больного привел – примете?

Петров встал, окончательно прощаясь со сном.

– Пройдемте.

Они вошли на веранду, Петров сел за стол, кивнул на стоявшие рядом стулья.

– Что я могу для вас сделать? – Это влияние Филипа Марлоу.

– Да племянник руку расцарапал, заразу занес.

От патлатого самогоном – перло.

– Он лечиться им пытается, вы уж простите, доктор.

Племянник засучил рукав рубахи.

Пятно походило на крысу, въевшуюся в руку, – серое, большое, багровый хвостик тянулся к локтю. Ярко-красные края разве не светились.

– Как же это вас угораздило…

– Накололся на кость… – нехотя отозвался патлатый. – Землю копал и накололся. Совсем маленькое пятнышко было, да растет…

– Больно? – Петров повел ладонью над пятном. Края горели, от центра леденило.

– Немеет и жжется, особенно с краю.

– Измерьте температуру. – Он протянул градусник.

Минуты шли, а диагноз оставался неясным. Рожа? А почему в центре воспаление не выражено? Раньше подобное антоновым огнем называли. Болезнь Базарова.

Потом он выстукивал, выслушивал больного, смотрел язык и щупал живот.

– Нужно ехать в область, в клинику. Сейчас я направление выпишу.

– А нельзя здесь, вы посильнее пропишите что-нибудь, а?

– Случай серьезный.

Кто там, в клинике, остался? Хронически беременная Стратова да неувядающая Ляпа, корифей всех дисциплин. Ну, и научные кадры свежей выпечки, десять тысяч долларов за диплом, или, как, кажется, нынче принято выражаться, «штук баксов».

– Кстати, не помню вас на осмотре.

– Он не здешний, погостить приехал, в отпуск.

Петров достал пакетик со шприцем, флакон легодина.

– Ложитесь на живот. Видите, не больно совсем. Полежите, я запишу. Фамилия?

– Пирогов Сергей Иванович, – глухо отозвался парень.

– На ночь примете две капсулы. – Петров протянул упаковку. – Не жевать, не ломать, глотать целиком. И ничего спиртного не пить. С утра натощак придете ко мне.

– Спасибо, доктор. – Пенсионер достал из кармана пиджака плоскую коробочку. – Возьмите, пожалуйста, из старых еще запасов.

Племянника слегка шатало. Ничего, легодин – сильное средство.

Он открыл коробочку. Внутри – бутылочка-фляжка дагестанского коньяка. Петров пожал плечами, положил ее в стол.

6

Три часа пополудни. Сходить в лес? По привычке он взял сумку, нож, хотя знал, что никаких грибов он есть не станет. Не созрел.

Кратчайший путь вел через парк – сначала по асфальтовой дорожке, потом по широкой тропе меж деревьев, обильно перекрытых ловчими сетями пауков, приходилось то и дело лавировать: жаль труда ловцов. Мух он не жалел.

Парк кончился. Петров вышел на грунтовку, лес был рядом, в километре. Он миновал свернутый набок шлагбаум. Дорогу пересекали ржавые рельсы одноколейки. Справа невдалеке белел домик. По шпалам, ломая длину шага, он подошел к нему – мимо скошенной травы, разложенной сушиться, готовых маленьких стожков. У домика в огороде копалась женщина. Выпрямилась, радуясь минутной передышке.

– День добрый, – подошел он к штакетнику.

– Здравствуйте. Не ходят поезда у нас, с зимы. Разве грузовой раз в месяц пропустят, и все. – Она опиралась на вилы, рядом стояло ведро, до половины заполненное розовой картошкой.

– А раньше много ходило?

– Наша ветка до Хавы тянется. Дизель из Князева четыре раза на день, и грузовые – из карьера щебенку возили.

– Вы тут работаете?

– Держит дорога, вот и работаю. Какая работа… Деньги, правда, тоже невелики, зато к ОРСу прикреплена, раз в месяц езжу деньги получать и отовариваюсь там, все легче. Еще огород, коза… – И, подтверждая, из-за кустов раздался противный крик. – Отпускать далеко нельзя.

– Волки?

– Волков не видела, а собаки есть. Мало, а расплодятся – в лес не войдешь.

– Не стреляют их?

– Иногда слышу выстрелы, не знаю. Может, браконьеры…

– Схожу погляжу, что за лес. – Он заметил снизки грибов, висевшие на стене.

– Грибов сейчас полно, море. Раньше гоняли, заповедник все ж, а сейчас лесники почти все поувольнялись, да и приезжих нет. Говорят, вредно есть грибы.

– Вредно, в них все собирается…

– Жить-то надо. – Женщина налегла на вилы.

Петров осмотрелся.

– Вы по той стежке идите, прямо в лес приведет. – Она показала рукой, потом наклонилась, выбирая клубни.

То тут, то там тропку перебегали мыши. Если кошка – плохая примета. А мышь?

Стежка оборвалась у шоссе, идущего у самой кромки леса. Минут двадцать, как он вышел из парка, а – ни одной машины.

Он пересек шоссе, кусты, и – вот он, лес. Дубы, растущие вольно, просторно, и воздух, воздух! Полтора миллирентгена