Фантастика 2025-166 - Августин Ангелов

же, я отобрал себе в охранники только тех парней, которые умели неплохо стрелять, лично пристрелив кого-нибудь из врагов. Каждый из моих чекистов-телохранителей прошел гражданскую войну, а некоторые из них — и войну империалистическую. Такие ветераны не растеряются в трудный момент.

И сейчас они, разумеется, тоже не растерялись, сразу приняв Бухарина, как положено. На глазах у изумленных заседателей Политбюро, двое рослых дзержинцев быстро вошли в помещение, и, не говоря ни слова, рывком подняли арестованного. А Эльза, вынув из своей дамской сумочки наручники, проворно защелкнула их на запястьях у Николая Ивановича. Он кричал: «Вы ни имеете права! Это произвол! Я председатель Коминтерна и главред центральной газеты!» И еще что-то в том же роде. Когда его выносили из зала для заседаний, он пытался упираться ногами, но, высокие парни подняли его повыше так, что ноги перестали доставать до пола, и он сучил ими в воздухе, словно непослушный ребенок. А Эльза предупредила Николая, что если будет кричать, то рот его заткнет кляпом. И, похоже, на этот раз Бухарин поверил этой женщине, перестав вопить и покорившись судьбе.

Когда двери за конвоирами закрылись, на лицах у заседателей читалась растерянность. Они нервно бросали удивленные и даже затравленные взгляды то на меня, то на Эльзу, словно бы видели нас впервые. Смотрели они и друг на друга, словно бы прикидывая, кто будет отправлен на Лубянку следующим. А я грозно смотрел на них поверх круглых стекол своих очков и загадочно молчал, понимая, что только что серьезно напугал их.

— Ну, у вас и методы, — наконец протянул Рыков. И я уловил дрожь в его голосе.

Вслед за ним более конкретно высказался Томский:

— До сегодняшнего дня у нас руководство всегда осуществлялось путем демократического централизма, посредством съездов и собраний, вроде нашего. Даже товарищ Сталин всегда придерживался этого правила. А вы, товарищ Менжинский, продемонстрировали нам всем только что просто какие-то диктаторские наклонности!

Но, я возразил ему:

— Простите, но вы определитесь вначале, товарищ Томский, чего хотите больше: демократического централизма, или наведения порядка? Я же, всего лишь, действую в рамках своих полномочий председателя ЧКГБ. И хочу напомнить вам, что товарищ Ленин формально не являлся генеральным секретарем партии, а занимал должности предсовнаркома и главы Совета труда и обороны. Но это никак не мешало ему считаться вождем революции и принимать любые решения ради установления Советской власти и победы в гражданской войне. Или же вы считаете, что товарищ Ленин тоже был диктатором?

Томский заспорил:

— Вы не имеете права сравнивать себя с Лениным! Он глыба, поскольку сделал революцию! А сегодня, когда Ленина с нами давно нет, да и товарищ Сталин серьезно ранен, решаем все мы, узкий состав Политбюро. Мы и есть, на данный момент, высший орган власти Советского Союза! И вы не можете без нашего ведома арестовывать кого-то из нас! Даже при всех ваших полномочиях, доверенных вам нами ради скорейшего наведения порядка в стране, вы не имеете права так просто арестовать члена Политбюро без соответствующего голосования!

Посмотрев на остальных заседателей, излучающих неуверенность и нервозность, я сказал:

— Насколько я знаю, подобный регламент, на данный момент, не разработан. И вы, товарищ Томский, как я понимаю, пытаетесь изобрести его на ходу. Что ж, мы можем и проголосовать, раз вы настаиваете.

И я тут же добавил категорично:

— Надеюсь, больше ни у кого не возникает сомнений по поводу правомочности моего совещательного голоса?

На этот раз Томский с Рыковым промолчали, как и почти все остальные. И только Молотов сказал совершенно четко и недвусмысленно:

— По-прежнему считаю, что вы, как генеральный секретарь, имеете право голоса.

И я обратил внимание, что назвал он меня в этот раз уже генсеком, а не исполняющим обязанности. А остальные члены Политбюро не посмели возразить. Воодушевившись этой маленькой победой, я предложил голосовать сначала за исключение Бухарина из Политбюро, а потом за его арест. Как я и предполагал, в обоих случаях против проголосовали только Рыков и Томский. Но, Рудзутак на этот раз не рискнул открыто поддержать «левых коммунистов». Этот хитрец и приспособленец, как видно, почувствовал, что ветер переменился, и потому воздержался. Все остальные проголосовали «за». Тогда я тут же поставил на голосование вопросы освобождения Николая Бухарина от занимаемых должностей.

Впрочем, и это голосование состоялось с тем же результатом. Большинство членов Политбюро поддержали меня. И я понял, что постепенно начинаю успешно осваивать на практике аппаратные игры высокого уровня. Я уже приблизительно знал, как этими заседателями из Политбюро манипулировал Сталин, стравливая их между собой, заручившись поддержкой большинства, вот только до его авторитета мне, конечно, пока было еще далеко. В то же время, постоянно заставлять их одним только страхом делать то, что нужно для блага страны, я не собирался. Мне хотелось наработать настоящий авторитет в их глазах. А для этого мне еще только предстояло совершить поступки, которые произведут на высших партийных бонз достаточно сильное впечатление. Например, если я решу проблему с мятежом троцкистов.

Конечно, когда я думал о ликвидации Троцкого, то на ум сразу приходили мысли о ледорубе Рамона Меркадера. Но, это, разумеется, на меня действовал стереотип, приобретенный в прошлой жизни, до моего попадания сюда. На самом деле, способов ликвидации «демона революции» имелось в арсенале чекистов немало. Зачем же грубо бить этого Лейбу Бронштейна по голове, если можно изящно сделать ему смертельную инъекцию, подложить яд в еду или просто произвести хороший прицельный выстрел или подрыв умело заложенной взрывчатки? А наши девушки-чекистки, которых подобрала Эльза из числа своих боевых подруг, владели разными способами причинения смерти и были полны решимости отомстить. Они уже отправились в Нижний Новгород разными путями и под различными легендами.

Их секретные кодовые имена-позывные Эльза позаимствовала прямо из серпентария: «Белая гадюка», «Коричневая кобра», «Черная гюрза» и «Рыжая медянка». Впрочем, это ненавязчиво подсказал ей я, вспомнив один иностранный фильм, который тут еще, конечно, не сняли, где фигурировала некая «Черная мамба» и ее подельники из отряда убийц. В нашем случае первое слово обозначало цвет волос. И пока я вел политические дискуссии в Политбюро, блондинка, шатенка, брюнетка и рыжая отправились на опасное задание.

Всех их объединял опыт службы в нашей конторе, восходящий к временам ЧК и гражданской войны. В то время каждая из них потеряла кого-нибудь из близких. Одна лишилась родителей, расстрелянных белыми, у другой убили любимого, у третьей погибли братья, у четвертой враги застрелили сына. Так что мотивация у каждой имелась железная, замешанная