За Бессмертного замолвите слово - Акулина Окаянная

тело завещал. Ещё он помнил, мерцающая та тропа, которая его из Нави привела, построена была из знаков, подобных тем, что и на той бумаге. И если, как сказал Василь, колдун он, то вчера им довелось встретиться с другим? Как теперь узнать, что за магия доступна им…?

Он слышал, как в доме поднимался гвалт. Кричали мужики, визжали бабы. Всё это Богдана не заботило, он верил, что у Василя получится уйти. Все мысли занимала Добромира. Он вспоминал, как её впервые увидал…

Рана, что осталась в этом теле после того, как оно на пике повисело, заживала аж до следующего лета. Богдан на целый год привязан слабостью к постели оставался. За ним пришла ухаживать она. Не по указке, по своему желанью. Ей было шесть. Она кормила его с ложки, поила чуть ли не с руки, не останавливаясь, говорила о жизни там, под солнцем Яви. Несла цветы с полей, что пахли по-иному, насыщено и ярко. Когда меняли на груди повязки и обрабатывали рану, она держала за руку его и слова шептала утешенья, словно он совсем малыш. Подумать только, откуда столько нежности в малой девчонке?

И хоть в теле десятилетнего мальчишки теснился дух взрослого мужчины, как будто часть ребёнка, каким когда-то был и он, скрывалась в уголках его души до этих пор. И тот ребёнок, спрятанный в тени его души, не видевший ни заботы материнской, ни доброты, всем сердцем прикипел. Плескалась в глубине её лазоревых глазах бескрайняя жалость по отношению к нему. Ему бы оскорбиться, но было хорошо…

…Там, в Нави. Когда он был малым и тело вдруг охватывала хворь, то Перуница не жалила его, не обращала на это своего вниманья, а если сильно донимал, то запирала в комнате под ключ: «Угомонись ты всяко не умрёшь». Случалось, умирал, но спустя время дух возвращался, и это было хуже смерти. Вряд ли кто-то знал, насколько плохо в мёртвом теле, пока оно не оживёт. И вскоре он начал понимать, в чём суть его проклятья…

Шло время, взрослела Добромира, но всё так же ласкова была к нему. Совпало то, когда он пожелал с ней не расставаться никогда и захотел, чтобы её забота доставалась вся ему, а не брату иль отцу. Тогда он и узнал секрет о том, что любовь способна от проклятия освободить. Всё шло хорошо. По осени гулять бы свадьбу, но…

— Богдан, куда запропастился Василёк? — заглянул князь Звенко в его комнату, лишь в доме поутихло.

Богдан с лёгким стоном прижал руку к открывшейся ране, одновременно прикрыв её от взгляда:

— Он побежал за волком.

— Вот ведь дурная голова, да разве ночью выследишь его, — вздохнул князь Звенко. — Ума не приложу, как этот зверь проник в усадьбу.

И хоть ответ известен был ему. Богдан пожал плечами.

— Похоже, вы что-то злое притащили за собой, — заметил князь Звенко и на Богдана пристальнее посмотрел: — Неважно выглядишь. Ты отдыхай. Досталось вам обоим. Завтра по утру надо посоветоваться со жрецами.

Богдан кивнул. А Звенко выходя, дверь за собой прикрыл.

Оставшись в одиночестве, Богдан отодвинул ворот рубахи, вглядываясь в рану. Она кровила, обозначая рваные края. Он надавил, и палец погрузился внутрь на целую фалангу. Больно не было. А это значило одно: дух отделяется от тела. Богдан задул свечу. Сидеть остался в темноте.

Гораздо позже в доме поднялся новый шум. Звенко собирал людей на поиски запропастившегося сына. Притворившись спящим, Богдан не подал звука, когда стучали в двери. Ведь знал, что Василька им не найти. И выйти был он не готов. Что скажет он при встрече Добромире? Ложь? Правду? Или что иное? Вдруг не поверит и осудит также, как и Василёк? Ну, кто бы ему подсказал, что делать…

Пока он тяжко размышлял, забрезжил за окном рассвет. Богдан поднялся, решив всё для себя. Достал из сундука косоворотку, натянул холщёвые штаны поверх портков, обулся в окончанье. Да, Василёк сейчас сказал бы, что он и правда нищий. От этих мыслей грустная улыбка коснулась его губ. Он на прощанье оглядел покои скромные свои, в которых проживал с тех пор, как в семью Звенко приняли его.

Пора!

И случаем или провидением богов наткнулся на Добромиру в коридоре.

— Богдан! — на шею кинулась она.

Он отодвинул Миру от себя и на неё со всей любовью посмотрел, стараясь запомнить каждую черту лица. Её он не забудет никогда. Прекрасные небесные глаза, полные сейчас волненья. И этот слегка курносый нос и часто вздёрнутый упрямо подбородок. Он не сдержался и к губам припал.

— Ты чего?! — слегка отпрянула она, скорее от неожиданности, чем от нежеланья.

Она также вглядывалась в его лицо:

— Ты слышал Василёк пропал?

Богдан кивнул и лбом к её прижался:

— Я должен тебе что-то рассказать.

— Ты меня пугаешь, Богдаш. Тебя таким я не видала никогда.

— Каким?

— Взволнованным, — она замялась на секунду: — Ты мне так и не рассказал, что случилось с вами в Новом граде.

— Это ерунда. Вопрос для меня сейчас главней.

— Так задавай! Когда у нас с тобою были тайны? И отчего мы шепчемся тут в коридоре? — улыбнулась Мира.

— Уйду я. Пойдешь со мной?

Она взглянула пораженно, но ответить ей не дал внезапный окрик со двора:

— Князь! Князь Звенко, у нас гости!

Богдан сделал знак молчать и Миру за собою потянул к окну. Она хихикнула:

— Мы что с тобою дети, тайно наблюдать?

— Да кто бы говорил, — не мог не улыбнуться ей Богдан: — Кто спал недавно под столом?

Она стукнула его как будто недовольно. Богдан лишь выглянул в окно, как снова страх пробрал его. На лошади там восседал тот волхв, которого они встречали в Новом граде в сопровождение дружины в двенадцать человек и ещё одной персоны, одетой столь богато, что, без сомнений, кто-то важный. Он перевёл встревоженный взгляд на Миру. Та брови кверху подняла. Читался явственно в её глазах вопрос: что происходит? Он снова показал ей знак молчать.

— И что за гости? — вышел на крыльцо князь Звенко.

Волхв спешился:

— Я Сновид, главный волхв храна при Новом граде. Со мною старший сын князя Всеволода Владимир и его дружина, — представил всех волхв. — И сразу сходу хочу перед тобою извиниться. Нам пришлось твоего человека на воротах повязать. Он не хотел нас пропускать и драться порывался.

— Его слова — всё правда. Я тому свидетель, — подтвердил один из Звенковой дружины. — Мы как раз у ворот с отрядом были. А Никомир будто тронулся умом.