Хроники новуса - Наталья Викторовна Бутырская

Я сообразил, что всему виной мой крестьянский наряд да почерневшие от дорожной пыли пятки. Сам страж был в красной прошитой наискось стеганке да в башмаках. Конечно, он подумал, что я очередной босяк без единой монеты.

— Да нет же, дяденька страж! Я иду к своей тетке! Родители померли, она одна у меня и осталась из родни. Поди, не выгонит единственного племянника! И медяки у меня есть!

Порывшись за пазухой, я вытащил три монеты и протянул их стражу.

— Тетка, говоришь, — он убрал копье, забрал медяки и приглашающе махнул рукой. — Так бы сразу и сказал. Иди, ищи свою тетку! Знаешь, где живет?

— Словами не скажу, но глазами вспомню, — закивал я и поторопился войти в ворота, пока страж не спросил имя тетки.

За городскими стенами всё сильно отличалось от того, что я помнил. Впрочем, тогда ведь были ярмарки, а нынче для них рановато. Вот через месяц-другой, как поспеет урожай с огородов да начнут скотину резать…

Я шел по широкой улице, что вела от ворот к главной площади, и глазел по сторонам. Дома в два яруса, причем второй был шире первого и нависал над дорогой, сточные канавы, камни после мягкой дорожной пыли неприятно давили на босые ступни. Один раз я запнулся и ударился мизинцем о выступающий булыжник, взвыл, схватился за ногу и чуть не упал. Надо мной посмеялись две кумушки, стоявшие чуть поодаль.

Чтобы больше их не веселить, я свернул с той улицы на боковую, совсем узенькую, потом еще раз повернул, еще и почти сразу заплутал. Столько домов! И все рядышком стоят, в притирку. Я петлял-петлял и вышел-таки на площадь. Там стоял такой громадный домина, весь из камня. А рядом раскинулось древо Сфирры, не то самое, конечно, а один из его отпрысков. У нас в деревне такого не было! Белая толстая кора покрывала складками необъятный ствол, ветки начинались очень высоко, даже выше того каменного дома, и где-то там наверху колыхались красноватые резные листья. Ни на площади, ни под деревом не виднелось даже одного такого листика, иначе б я прихватил себе на память.

— Смотри, куда прёшь!

Кто-то грубо толкнул меня, но не ожидал, что я устою на ногах, и упал сам.

— Сам смотри, — огрызнулся я, увидев, что это всего лишь мальчишка едва ли старше меня.

— Чё сказал? Из какой дыры ты вылез такой наглый?

Пацан быстро вскочил, придерживая руку за спиной. Я тут же хлопнул себя по груди: кошеля за пазухой не оказалось.

— Кошель мой спёр! — закричал я.

— Откуда у босяка кошель? Сам хотел меня ограбить, а теперь крик подымаешь?

На нас начали оглядываться люди, с краю площади в нашу сторону выдвинулись два стражника.

— Верни кошель!

Я кинулся было на мальчишку, но кто-то подставил мне подножку, и я шлепнулся брюхом на грязные камни.

— А ты догони и возьми! — ухмыльнулся напоследок тот пацан и дал деру.

Я подскочил и за ним. Позади что-то кричали стражники, но я их уже не слышал. Мы вмиг выскочили с площади и помчались по узким неприятным улочкам. Вор петлял, как заяц, заворачивая за углы и перескакивая через кучи, бочки и телеги, я, хоть и новус, едва за ним поспевал, то и дело врезаясь в стены домов. А потом напоролся на какую-то щепку, поранил ногу и начал отставать.

За очередным углом я не увидел даже края рубахи того мальчишки, пробежал еще немного, глянул в одну сторону, в другую — никого, сплюнул и уселся наземь, чтоб рассмотреть рану. Кровь уже не текла, так как там всё забилось грязью. Лишь бы заноза не осталась, иначе я долго буду хромать! Кое-как выскреб из раны черноту, подумал немного, оторвал кусок снизу портков и обмотал ступню. Хоть не так больно будет.

Когда огляделся, то понял, что воришка завел меня куда-то не туда. Домики не сияли белеными стенами, улочки не били ноги клятым камнем, и где теперь площадь с древом Сфирры — вообще непонятно. Чем-то сильно смердело. И пока я стоял в растерянности, из одного двора, намертво обшитого высоким крепким забором, вышел мужик в огромных толстых рукавицах, зыркнул на меня недовольно и сказал:

— Чего здесь крутишься? Пшёл вон, босяк!

Я невольно глянул на ноги того мужика. Ого! У него сапожищи были ничуть не меньше рукавиц — высокие, из прочной кожи.

— Ограбили меня, я за вором погна…

— Вон! Иначе пса спущу! У нас таким не рады! Работы нет, нищим не подаём!

— А куда… Понял! Ухожу! Простите, дяденька!

Калитка с грохотом захлопнулась, и я побрел назад, в душе не чая, как выйти обратно.

Я поворачивал туда-сюда, выбирая улочки пошире и почище, пару раз натыкался на проходящих стражников, но они не больно походили на новусов, больше на обычных горожан, что взяли копья и решили прогуляться по городу. Все смотрели на меня с подозрением, будто на лбу какое-то клеймо выжжено.

Повезло лишь раз, когда я наткнулся на булочника, который бегал вокруг телеги, груженной мешками с мукой, и ругался с возницей. Булочник хотел, чтоб возница помог перетащить мешки в пекарню, а тот отказывался, мол, ему говорено было лишь довезти, а остальное — не его забота.

— Дяденька, я могу помочь! — подскочил я к булочнику.

— Вот хорошо, а то у меня сын в отъезде, внуки еще малы, а без пригляду никак нельзя!

Возница хохотнул:

— Да он под вторым мешком поляжет! За десять медяков и я помогу.

Булочник взвалил мне мешок на плечи — тяжелый, но не слишком, объяснил, куда мешки класть, и я принялся разгружать телегу шаг за шагом, мешок за мешком, пока всё не перетаскал. Даже возница перестал насмешничать и уважительно покачал головой.

В оплату же я получил два душистых каравая.

— Дяденька, а вам помощник не нужен? Я сильный! И…

— Не нужно, не нужно, — замахал булочник руками. — У меня и сын есть, и внуки, много помощников. Иди, парень, иди! Котомку свою не забудь!

Я вновь закинул котомку за спину, хмыкнул и пошел дальше. Вон как интересно! Помощников много, а мешки таскать не хотят. Откусил от дареного каравая и ахнул: такого мягкого хлеба ни в жизни не пробовал!