Другой Путь - Владимир Викторович Бабкин

Они прошли по знакомому обоим коридору в столовую продолжая светскую беседу.

— Ну, у меня, ты знаешь, Отто, столь щедрый, — пел Лесток самодовольно, — мужской обед, не то что принятая в Итальянском дворце «здоровая пища»

— И не говори, — подхватил тему Отто, — устал я уже на овощах и без окороков.

С Лестоком они были дружны. Можно сказать, «одна партия». Но Отто знал, что со всеми надо таиться. К тому же «его герцог», как оказалось, мал, но, весьма жесток и твёрд. То ли в деда Петра, то ли в «деда Карла». А скорее сразу в обоих. Так что за языком надо следить. Даже наедине.

Расселись, выпили, закусили. После первой перемены блюд можно было и по делу продолжить.

— Ну, как там в Або? Отстояли Шведы Савонию? — начал с сути Лесток.

— Северную, — лениво ответил фон Брюммер, — обменяли на западный Нюланд с Гельсингфорсом.

Отличие Абоского мира в РеИ и в МПТ. Травяной сплошной — РеИ, сине-зелёный — МПТ

Отто жадно отпил пива и продолжил.

— Граница теперь между ним и Борго.

— Печально, — выдохнул Иоганн, — д’Алион будет не доволен.

— Так что французу-то с того?

— Не скажи, Отто, он обещал Стокгольму больше, — возразил Лесток.

— Не расстраивайся, Иоганн, — добродушно от ответил Отто отрезая окорок, — мы, итак, сделали много.

Лесток кивнул. Много они сделали для Парижа. Да не всё. Но что ж, сейчас это дело прошлое, надо о будущем поговорить.

— Ну, как там в Риге, — начал он осторожно.

Отто уплетал второе и оторвался от него только чтобы бросить: «Выправлял в Курляндии наследство».

И забыв о собеседнике продолжил жевать.

«Что же похоже там не о чем говорить, — подумал Иоганн, — или не сегодня»

— И как тебе изменения в Итальянским дворце?- сменил Лесток тему.

Барон чуть не поперхнулся. Вот умеет архиятор подловить!

— Кхе, кхе, — прочистил Отто горло и залил в него пиво.

Снова по тонкому льду Иоганн его водит. Но куда денешься. «За то уплочено». Надо Отто по нему ходить.

— Многолюдно, — неопределённо ответил он.

— И женская рука появилась, — подвел ближе к теме Лесток.

— Угу! И это тоже, — снова глотнув пиво ответил Брюммер, — когда уезжал, даже не думал, что так быстро девчонка во власть войдет.

— А цесаревич? — уточнил Лесток.

— Держится, и кажется уже тяготится, — снова обтёк тему Отто, — но, если честно, меня эта девочка беспокоит, хотелось бы Петера на настоящей принцессе женить.

Брюммер снова углубился в ягнячью рульку с бобами, не забыв себе кислых почек подложить.

«Обжора! Верно, его там цесаревич в черном теле держит. И язык не даёт распустить.» — мысленно улыбнулся Лесток, — «А девчонка… Нельзя ей власть над цесаревиче взять. Тогда Бестужева не остановить. Похоже пора действовать. Лопухины дозрели вроде? Вот и Брюммер здесь. Поможет!»

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 28 июня 1743 года.

Мы опять гуляли с Настей в саду, когда прибежал лакей:

— Государь! Там к вам по срочному делу госпожа Ломоносова. С ДИТЁМ.

— С дитём?

— Точно так, Государь!

— Хорошо, ступай. Я сейчас подойду. Предложите им чаю с дороги или чего они пожелают.

— Слушаюсь, Государь!

Титулование «Государь» в мой адрес было в порядке вещей, ведь это часть моего официального титула. Матушка не возражала, мне было всё равно, а людям приятно.

— Петя, а можно и я пойду с тобой?

Я пожал плечами.

— Можно. Почему бы и нет, если тебе интересно.

Вряд ли там будет что-то секретное, чего Бестужевым знать не следовало. Ломоносов не их полёта птица. А, вообще, с продвижением Насти в фаворитки Цесаревича и фрейлины Императрицы, позиции клана Бестужевых усиливались просто с космической скоростью. Уверен, что пройдоха Алексей Петрович уже считает в уме комбинации, как бы сделать Анастасию официально моей женой и будущей Императрицей. Ну, считать можно что угодно. Меньшиков вот тоже считал и подсчитывал, и где Меньшиков? И прочие «считающие»? Нет, Матушка не даст Бестужевым так усилиться и удар будет нанесён мастерски и в её стиле. Вопрос только один и прямой, как рельс — КОГДА?

Четверть часа спустя мы с Настей входили в Зелёную гостиную, где меня (и Анастасию заодно) ожидали неожиданные гости.

— Что случилось?

Елизавета Ломоносова промокнула платочком глаза. Судя по кругам вокруг глаз, плакала она много.

— Ваше Императорское Высочество, Кронпринц Петер, вы так добры к нашей семье и к моему Мишеньке. Земной поклон вам за хлопоты по спасению моего мужа из темницы. Буду молиться о вашем здоровье Господу Богу и Пресвятой Деве Марии…

Так, поток сознания надо прекращать, она не знает, как перейти к сути.

— Bitte stoppt! Говорите, что случилось, — остановил я причитающую на немецком женщину.

— Государь, вашими хлопотами Михайло моего перевели под домашний арест.

Киваю.

— Да. Я знаю. И что? Всё лучше, чем в камере Тайной Канцелярии сидеть.

Она закивала тоже.

— Да, Кронпринц, да! И я вам…

Скрещиваю руки перед своим лицом.

— Хватит. Елизавета Андреевна, давайте по сути вопроса. С чем пришли?

— Ваше Императорское Высочество, Михайло уже полгода не получает жалованье в Академии. Другого дохода у нас нет. Он не может выходить из дома. Мы заняли деньги у кого только смогли. Одни соглашаются ждать, другие уже требуют. Грозят. Мы не знаем, что нам делать, «Государ» наш. Мы уже голодаем. Может есть для меня или брата моего какая служба на дому? Хоть какая копейка. Миша и сам готов, но его из дома не выпускают. Подскажите, как мне поступить? Я уже не знаю. Я не могу уже…

Она заплакала.

Анастасия подошла и обняла её.

Что-то начала ещё шептать и даже обещать. Я сделал за спиной Ломоносовой жест, чтобы она ротик свой закрыла и не мешала мне работать и думать.

Настя, хоть местами и недалекая дурочка, но, когда надо, вполне понятлива. Замолчала. Лишь успокаивающе держала жену Михайла Васильевича за руку.

Да, наломал Ломоносов дров. Оскорбить весь научный состав Академии — это надо уметь. Немцы академики его и раньше затирали. Теперь уж точно не будут спешить отдать ему положенное содержание. Причин найдут сотни. А, я, как-то упустил тему из виду.

Что ж, придётся ехать к