Воронцов. Перезагрузка. Книга 5 - Ник Тарасов

— они работают на государство или же сами по себе? Если первое, то это может быть какая-то тайная структура при царском дворе, своего рода древняя версия спецслужб. Людям всегда была нужна информация, а кто владеет ею лучше, чем человек из будущего? Если второе — то это может быть некая организация попаданцев, которые каким-то образом объединились.

Отпираться, скорее всего, — только себе навредить. Они явно меня просчитали. Мои «инновации» в Уваровке, моё странное поведение, знания, которыми я не должен был обладать в этом веке — всё это складывалось в чёткую картину. Для того, кто знает, на что смотреть, я, должно быть, выделялся как маяк в тёмной ночи.

Я никак даже в мыслях не мог подумать, что я такой не один. Хотя стоило. Ведь я-то как-то сюда попал. Так почему я должен был быть единственным? Какова вероятность того, что из миллиардов людей только со мной произошёл этот странный сбой реальности? Скорее всего, таких, как я, десятки, если не сотни. Разбросанные по разным эпохам, по разным странам, они, как и я, пытаются выжить и приспособиться. Некоторые, возможно, затерялись в истории. Другие, как я, начали менять мир вокруг себя, применяя знания будущего.

А что если кто-то из них сумел не просто адаптироваться, но и обрести власть? Создать организацию, которая контролирует перемещения во времени или по крайней мере отслеживает попаданцев?

Это объясняло бы многое. И записку. В любом случае, выбора у меня, похоже, не было.

Медленно, стараясь унять дрожь в пальцах, я взял карандаш и добавил новую строку, после Ельцина написав — «следующий».

Сложив записку вчетверо, я вложил её обратно в конверт вместе с карандашом и протянул гонцу.

— Передайте это вашему… заказчику, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Гонец кивнул, принял конверт и, не говоря ни слова, направился к своему коню. Ловко вскочив в седло, он бросил на меня последний взгляд — мне показалось, что в его глазах мелькнуло что-то вроде уважения или признания, — а затем развернул коня и скрылся в лесу так же внезапно, как и появился.

Я стоял, глядя ему вслед, ощущая, как мир вокруг меня снова меняется, как открывается новая глава в моей жизни здесь, в прошлом.

— Что это было, Егор Андреевич? — спросил Захар, подходя ближе. — Плохие вести?

Я покачал головой, не в силах объяснить ему то, что только что произошло.

— Нет, Захар, не плохие. Просто… неожиданные, — ответил я, наконец, возвращаясь в реальность. — Потом расскажу, если смогу.

Англичанин смотрел на меня с любопытством, явно чувствуя, что произошло что-то важное, но не понимая, что именно.

— What happened? — спросил он, указывая на место, где скрылся всадник.

— Just a messenger, — ответил я коротко, не желая вдаваться в подробности. — Nothing important.

Но это была ложь. Это было, возможно, самое важное послание в моей жизни. Оно означало, что я не один. Что где-то в этом времени есть ещё как минимум один человек из будущего. И он знает обо мне.

— Что будем делать с ним? — спросил Фома, кивая на англичанина. — Не бросать же его тут.

Я задумался. Действительно, что делать с Ричардом Брэмли? Оставить его здесь — значит обречь на верную гибель. Он не знает языка, не знает местных обычаев, да и бандиты могут вернуться.

— Возьмём с собой, — решил я. — Доставим в Уваровку, а там видно будет. Может, удастся отправить его в Москву с каким-нибудь обозом.

Захар кивнул, соглашаясь с моим решением. Фома с Григорием тоже не возражали, хотя по их лицам было видно, что англичанин вызывает у них смесь любопытства и настороженности.

— You come with us, — сказал я Ричарду, указывая на наших лошадей. — To my… house. Safe place.

Лицо англичанина просветлело. Он явно понял, что мы не собираемся его бросать.

— Thank you, sir, — произнёс он с искренней благодарностью. — God bless you.

Мы помогли ему подняться и усадили на лошадь позади Григория. Англичанин был слаб после своих злоключений, но держался молодцом.

Возвращаясь на дорогу, я не мог перестать думать о странном послании. Кто этот таинственный отправитель? Друг или враг? И как давно он узнал обо мне?

Эти вопросы крутились в моей голове, не давая покоя. Но одно я знал точно — теперь всё изменится. И мне нужно быть готовым к этим изменениям.

Я даже не сразу заметил, как мы добрались до Уваровки — настолько сильно был погружён в свои мысли.

Кто-то из спутников — то Фома, то Захар, то тот же англичанин — периодически обращались ко мне, но я, видать, пропускал их вопросы. Лишь иногда до меня доносились обрывки фраз, не складывавшиеся в осмысленную речь. Спустя какое-то время меня перестали докучать ими, видя, что я глубоко погружен в свои мысли.

Мы проехали по главной улице деревни. Жизнь кипела своим чередом — бабы развешивали бельё на верёвках, ребятишки гоняли кур, мужики чинили изгороди. При виде нашего отряда люди останавливались, кланялись, приветствовали. Некоторые с любопытством косились на незнакомого чужеземца в странной одежде, но вопросов вслух не задавали — знали, что всему своё время, и новости в деревне разносятся быстро.

Когда мы спешились у моего дома, я передал поводья коня Степану, который как всегда появился вовремя, словно из-под земли вырос. Он бережно принял коня, ласково поглаживая его по морде.

— Овса задайте ему побольше, — сказал я. — Дорога была долгой, устал.

— Не сомневайтесь, Егор Андреевич, — кивнул Степан. — Напоим, накормим, вычистим. Будет как новенький к утру.

Я благодарно кивнул и пошёл к дому, где на крыльце меня встречала Машенька с крынкой кваса в руках. Её русые волосы, заплетённые в толстую косу, были перевиты алой лентой, а на плечи накинут узорчатый платок, несмотря на тёплый день. Лицо её просияло, когда она увидела меня.

— Вернулся, Егорушка! — обрадовалась она, протягивая мне крынку. Её ясные глаза, смотрели с такой любовью, что все тревоги и заботы отступали на второй план.

Я испил кваса с дороги — холодного, с кислинкой, с лёгким хлебным ароматом и мятной ноткой. После пыльной дороги он казался особенно вкусным. Утолив жажду, я поставил крынку и обнял Машу. Она прижалась ко мне, уткнувшись лицом в мою грудь.

— Всё хорошо? — спросила она, отстранившись и заглядывая мне в глаза. В её