Воронцов. Перезагрузка. Книга 10 - Ник Тарасов

Я пил жадно, чувствуя, как холодная вода течет внутри, смывая привкус крови и пыли. Вернул кувшин.

— Хлеба бы дал, барин, — виновато сказал старик, — да сами с утра маковой росинки не ели, только выехали.

— Ничего, — сказал я. — Вода — уже жизнь. Спасибо вам.

Я не стал просить подвезти. Телега сломана, да и едут они, судя по всему, в другую сторону, на дальние поля. К тому же, оставаться с людьми было опасно — для них. Если погоня наткнется на них со мной… Нет. Я должен идти один.

— Храни вас Бог, — сказал я и повернул в сторону, указанную стариком.

— И тебе, барин, дойти с Богом, — донеслось в спину.

Я шел, и каждый шаг был маленькой победой над собой. Пятнадцать верст.

Солнце наконец пробилось сквозь тучи, но тепла не принесло. Ветер усилился, пронизывая мокрую одежду насквозь. Меня начало знобить по-настоящему. Зубы выбивали дробь, перед глазами плыли цветные пятна.

Голод проснулся звериный. Желудок скручивало спазмами, от которых темнело в глазах.

Я шел вдоль кромки леса, прячась в тени деревьев. Постоянно оглядывался. Прислушивался.

Любой звук — хруст ветки, крик вороны, далекий стук копыт — заставлял меня замирать и падать в траву. Паранойя стала моим вторым именем. Я видел врагов в каждом кусте.

«Француз» не отступит. Я это знал. Он потерял ценный груз, но он знает, куда этот груз пойдет. В Тулу. Он может перехватить меня на подходах.

Поэтому я делал крюк. Шел не по прямой, а петлял, выбирая самые неудобные, заросшие бурьяном тропы.

Дважды мне казалось, что я вижу всадников на горизонте. Я зарывался в прошлогоднюю листву и лежал, не дыша, пока точки не исчезали. Может, это были просто путники. А может, разъезды «француза». Рисковать я не имел права.

К полудню я вышел к реке. Упа. Грязная, серая, но родная.

Идти стало легче — берег был ровнее, чем пашня. Но силы таяли. Ноги налились свинцом, рана на плече пульсировала, отдавая болью в шею и голову.

Я шел как автомат. Левой, правой. Левой, правой. Не думать о боли. Думать о деле.

Что я буду делать, когда вернусь?

Первое — безопасность семьи. Машу и Сашку нужно спрятать. Увезти из особняка? Нет, в дороге они уязвимы. Превратить особняк в крепость. Усилить охрану. Захар найдет людей.

Второе — завод. Секреты. «Француз» знал слишком много. Значит, есть утечка. Шпион на заводе? Или кто-то из поставщиков болтает? Нужно найти крысу. Иван Дмитриевич поможет. Это его работа.

Третье — сам «француз». Он не уедет просто так. Он будет ждать, искать новый шанс. Его нужно найти и уничтожить. Это уже не бизнес. Это война. Личная война.

Я споткнулся и упал на колени. Вставать не хотелось. Хотелось лечь в траву, закрыть глаза и уснуть. Просто выключить этот бесконечный марафон боли.

— Вставай, тряпка, — прорычал я сам себе. — Ты не менеджер среднего звена. Ты Егор Воронцов. Вставай!

Я поднялся, опираясь на здоровую руку.

Каждый шаг отдавался в голове глухим ударом молота. Левая, правая. Вдох, выдох. Простая механика, превратившаяся в изощренную пытку.

Я шел, стараясь не сбиваться с ритма. Сбиться — значит остановиться. Остановиться — значит упасть. А если я упаду в эту сырую, чавкающую под ногами грязь, то уже вряд ли поднимусь.

Лес остался позади, сменившись перелесками и оврагами, поросшими жестким кустарником. Я намеренно избегал тракта. Там, на ровной дороге, я был бы легкой мишенью. Одинокая фигура, хромающая, в лохмотьях, пропитанных кровью и грязью — подарок для любого разъезда, будь то люди «француза» или обычные разбойники.

«Француз». Мысль о нем жгла сильнее, чем рана на плече. Пока ноги механически месили грязь, мозг, этот неугомонный аналитический аппарат, продолжал работать. Он перебирал детали, слова, интонации.

«Император не любит ждать». «Европа». Изысканные манеры, смешанные с безжалостностью профессионала. Акцент — едва уловимый, но различимый. Твердые согласные звучали чуть мягче, чем нужно.

Это не были конкуренты. Мелкие сошки вроде тульских оружейников, завидующих моим заказам, наняли бы варнаков с кистенями, чтобы проломить мне голову в подворотне. Это не была и Тайная канцелярия — Иван Дмитриевич работает тоньше, да и зачем ему красть собственную курицу, несущую золотые яйца?

Нет. Это была внешняя разведка. И судя по всему — наполеоновская.

Я споткнулся о корень, торчащий из земли, как скрюченный палец мертвеца. Едва удержал равновесие, зашипел сквозь зубы. Боль в лодыжке вспыхнула сверхновой силой, заставив потемнеть в глазах. Пришлось привалиться плечом к стволу кривой березы, пережидая приступ дурноты.

Желудок скрутило спазмом. Пустота внутри ощущалась физически, как холодный камень. Последний раз я ел… когда? Вчера утром? Позавчера? Время размылось, потеряло четкие очертания.

— Думай, Егор, думай, — прошептал я пересохшими губами. Голос звучал чуждо, словно скрежет металла по стеклу. — Отвлекайся.

Если это французы, значит, мои игрушки оценили по достоинству не только в Петербурге. Пьезоэлектрические замки. Медицина. Пневматика. Они поняли, что технологический перевес России может изменить расклад сил в грядущей войне. И решили забрать источник этого перевеса себе.

Логично. Цинично. Профессионально.

Я оттолкнулся от дерева и побрел дальше. Зубы выбивали чечетку, и я стиснул челюсти до скрипа, чтобы унять этот позорный звук.

Я перестал оглядываться. Сил на паранойю не осталось. Осталась только цель.

Тула.

Глава 6

Там, за поворотами реки, за холмами — мой дом. Моя крепость. Там Маша, наверное, сходит с ума от беспокойства. Там Сашка. Там мои люди.

Река петляла, уводя меня то влево, то вправо. Я старался держаться берега, но иногда приходилось забираться на холмы, обходить овраги. Каждый такой крюк отнимал силы и время.

Я не выбрасывал мысли о «французе». Если французы получат эти технологии, баланс сил в Европе изменится. Россия потеряет преимущество, которое я ей даю.

Но как он узнал обо мне столько? О моих изобретениях, о моей семье, о моем распорядке дня? Кто-то сливал информацию. Кто-то близкий. Кто имел доступ.

Я перебирал в памяти людей. Савелий Кузьмич? Нет, старый мастер предан. Григорий? Тоже маловероятно, он слишком увлечен делом. Николай Фёдоров? Новенький… Вряд ли. Мастера на заводе? Их много, не всех я знаю лично. Мастера, которых обучают? Нет — они проходят тщательную проверку конторы Ивана Дмитриевича.

Или… А что, если это не французы вовсе? Что, если это кто-то из русских, из тех, кто недоволен моим влиянием? Граф