Магический источник - Василий Анатольевич Криптонов

— Есть такое понятие, как «паутина», — забормотал Фёдор Игнатьевич, пытаясь склеить веер над столом. — Нити, незримые для обычного взгляда. Они пронизывают решительно всё. Каждый человек подвешен на одной нити, маг — на двух.

— Маг Ананке — ни на одной не подвешен, — вякнула Танька.

— Не вмешивайся, пожалуйста, в разговор людей, которые старше тебя! — прорычал Игнатьич, и Танюха прикусила язычок. Смекнула, что папка сильно на взводе. — Каждым своим действием маг — или человек — воздействует на различные нити паутины. Но делает это исключительно в тех случаях, когда нужные нити там есть. Это чувство развивается в учении, с практикой. Маг понимает, когда можно, а когда нельзя оказывать воздействие. Так вот, Димитрия убил маг Ананке. Который, как уже заметила Татьяна, не подвешен ни на одной нити, а потому может как рвать существующие нити, так и создавать новые. Это был заговор. Никто другой не смог бы убить Димитрия, ему это и на роду написано не было, и защищали его как-никак. Но заговорщики просчитались. Тут нужно заметить, что у паутины есть память. Спиритуалисты этим воспользовались. Они создали условия для воздействия равновесных сил, и Димитрий не только вернулся из мёртвых, но и обрёл бессмертие.

— Ничего не понятно, но очень интересно, — сказал я. — А того, который Ананке — чего в итоге?

— Разумеется, казнили. Разумеется, после этого и вышел указ, что магов, обладающих даром Ананке, необходимо ставить на учёт. Это — особая церемония, с комиссией. Они покидают семью, уходят из привычного круга и воспитываются далее в закрытом интернате. После чего отдают себя государственной службе. Вы, Александр, подумали над нашей ситуацией?

Подумал… Подумал я, что ситуация вытанцовывается прелюбопытнейшая. С одной стороны, я сейчас — человек одарённый во всех отношениях. С другой стороны, магический дар у меня есть, а колдовать я не умею при всём моём глубочайшем желании, поскольку не тренировался с отрочества, да и никаких мануалов по раскачке дара Ананке в открытом доступе не осталось. С третьей стороны, сам факт того, что я в таком возрасте — маг Ананке, уже статья, по которой не только Таньку с папой, но и самого меня на гильотину бросят. С четвёртой стороны, я мог определиться хоть сейчас и начать прокачивать любую другую одарённость. С пятой стороны, мог выбрать только ту, которая не требует постановки на учёт и присяги, иначе возникнут вопросы, которые не так-то просто уладить. С шестой стороны, было бы идеально, если бы я стал стихийником. Тогда Фёдору Игнатьевичу будет проще оформить документы, выдав меня за дальнего родственника. Обычно ведь роды абы с кем не скрещиваются. Ищут тех, кто обладает аналогичным даром, чтобы генетически этот дар закреплялся. Но если в дело вступают другие мотивы, то всё равно оглядываются на сочетаемость. От союза, например, стихийницы и иллюзиониста может вовсе получиться неодарённый ребёнок. Кто-то лучше сочетается. Боевые энергетики — универсальные доноры, так скажем. Менталисты тоже.

Случаи, когда у супружеской пары стихийников появляются дети с каким-то левым даром, конечно, бывают, но… В этих случаях даже ёжику делается ясно, что матушка ребёнка-нонконформиста заночевала не на той вписке. Смеяться будут, пальцами показывать. В моём же случае будут просто задавать множество скучных вопросов.

Род Соровских, насколько мне объяснили, если чем и мог гордиться, так это чистотой крови. Вот уже сколько веков браками сочетались исключительно стихийники.

— Времени не было, — отшутился я. — Учусь всё, учусь…

— Это правильно, — похвалил Фёдор Игнатьевич. — Вы, Александр, учитесь хорошо. Вот, Татьяна, я склеил, но ему нужно немного полежать. Будь с ним осторожна, главное, чтобы господин Серебряков тебя с ним увидел.

Танька фыркнула так, что по библиотеке пронёсся ураган и взметнул пиджак Фёдора Игнатьевича.

— Не потерплю! — погрозил Игнатьич дочери пальцем и степенно удалился.

Татьяна продолжала подписывать приглашения, а я притворялся, что читаю. На самом же деле — думал. О господине Серебрякове.

Ох и мутно там всё как-то смотрелось… Меня никто не посвящал, от расспросов аккуратно уходили. И всё же я мог сопоставлять крохи информации.

Кроха номер раз: жених у Танюхи есть. Кроха номер два: мужик, судя по всему, небедный, к тому же дома сидеть не любит, шорохается по заграницам. Кроха номер три: отчего-то Танюха, едва расслабившись, так настойчиво требовала от меня применения плаща по непрямому назначению. Кроха номер четыре: скандал с веером.

Дела-а-а… И как в неё ещё любовные романы лезут? Тут впору уже самой писать начинать.

Будь я лет на десять помоложе, я бы обязательно решил, что Танька в меня влюбилась, потому и чудит. Но возраст и мудрость, ему сопутствующая, не оставили меня. Очевидно было, что я в этой ситуации — с боку припёка.

А на душе, однако, тяжёленько… Детство заканчивается. Танюха замуж выйдет, я на работу устроюсь… И зимой и летом, и по лужам у ручья будет кто-то бегать, но не я-а-а-а… А я, между прочим, хочу, хочу опять по крышам бегать, Наташку, там — того, этого… И непременно чтобы голуби.

Глава 6

Новая биография

Оставшиеся две недели до торжественного мероприятия заполнились нескончаемой зубрёжкой, но её существенно разбавили три события. Все они были связаны с Фёдором Игнатьевичем, а Танюха в моей жизни временно отодвинулась на задний план. Оно и понятно — не до дури девке стало, забот полон рот.

Первое событие: Фёдор Игнатьевич торжественно вручил мне ту самую диссертацию по магии мельчайших частиц, которую ему какой-то несчастный студент написал.

— Опять учить? — грустно спросил я.

— Нет!

— Ура! — вяло обрадовался я, поскольку сил радоваться бодро у меня уже не было.

— Переписать нужно, своею рукою.

Я схватился за голову. Ну да. Диссертация-то, типа, моя.

— Дармидо-о-онт! — сам позвал Фёдор Игнатьевич. — Чернила!

Так я начал знакомиться с предметом, который буду преподавать.

Вторым событием, взорвавшим серые будни, стал неожиданный визитёр. Под покровом ночи Фёдор Игнатьевич тайно подослал ко мне Дармидонта, и тот проводил меня в кабинет. Там Фёдор Игнатьевич неожиданно оказался не один, а в компании тёмной личности в широкополой шляпе. Голову личность наклонила так, что лица вообще видно не было. Ещё и в плаще, как извращенец. Вот сейчас ка-а-ак распахнёт плащ, ка-а-ак шокирует воспитанного Фёдора Игнатьевича до инфаркту. И приплыли мы, со всеми нашими аферами. А всё из-за нездоровой потребности некоторых граждан показывать честным людям… Впрочем, я отвлёкся, а на меня, кажется, смотрят.

— Господа, — церемонно сказал я,